Шрифт:
Потому что тогда она сможет перестать задаваться вопросом, каково это - быть этой женщиной.
В этот момент с небес донесся раскат грома, как будто небеса проклинали ее за ее мысли.
Получив надлежащий выговор, Элли села прямее. Она заставила себя отвести взгляд от окна и подумать о чем-нибудь - о чем угодно - кроме Брэндона.
К сожалению, в следующую минуту это сделать оказалось невозможным.
Начался сильный дождь, и Брэндону пришлось сесть в карету. Затем, после серии изменений, организованных ее тетушками, Элли оказалась на одной скамье с ним.
Сначала Мэг была по другую сторону от брата, но она пожаловалась, что его пальто слишком мокрое и что она хочет спать. Тетя Миртл, которая сама выглядела немного сонной, пригласила ее к себе. Она велела Мэг сложить сумки с принадлежностями для шитья там, где сидела она. Конечно, Брэндон мог бы легко расположить сумки между ними, но он оставил все как есть, держась поближе к Элли.
Это была настоящая пытка. Поскольку дождь размочил дорогу, а колеса часто соскальзывали с хорошо наезженных колей, вскоре стало очевидно, что они не смогут избежать соприкосновения.
Элли старалась не думать о том, какой он теплый, или о том, каким твердым ощущалось его бедро всякий раз, когда карета поворачивалась и они сталкивались друг с другом. И каждый раз она слышала едва уловимый вздох и видела, как рука, лежащая на этом бедре, сжимается в кулак, как будто он тоже испытывал мучения.
Напротив них Мэг и тетушки постепенно задремали, убаюканные шумом дождя, тусклым светом и медленным покачиванием экипажа.
На Элли это произвело противоположный эффект.
С каждым прикосновением и надавливанием ее чувства обострялись. Запах дождя, седельной кожи и мыла для бритья Брэндона наполнял каждый ее вдох. На коже выступили капельки пота, отчего батист и шелк прилипли к коже и натягивались при каждом небольшом изменении ее позы. Ощущения переросли в тихую пульсацию, заставившую ее сжать колени. И к тому времени, когда они остановились у ближайшего постоялого двора, чтобы сменить лошадей, Элли чувствовала себя так, словно готова была разлететься на части.
К счастью, дождь прошел, и остаток пути им не придется путешествовать в такой тесноте.
Когда она вышла на улицу, воздух был таким густым и липким, что последнее, чего Элли хотелось, - это заходить в душную гостиницу. Ее нервы были натянуты, как струны арфы. Ей нужно было мгновение, чтобы отдышаться, собраться с мыслями.
Извинившись перед тетушками, она обошла крытый соломой постоялый двор и обнаружила огороженный огород, блаженно пустой. Она прокралась внутрь и глубоко вдохнула аромат трав и цветов, пытаясь отогнать пьянящий запах Брэндона.
Но она не могла перестать думать о нем. Ее кожа горела. Расстегнув спенсер, она раздвинула ткань, чтобы ветерок охладил ее.
Она не ожидала, что Брэндон последует за ней.
– Мисс Пэрриш, здесь небезопасно находиться, - его слова на мгновение запнулись, когда она удивленно обернулась, и его взгляд метнулся вниз, к разошедшейся ткани, - одной.
Элли не стала возиться с пуговицами. Что-то в тлеющем голоде в его взгляде, последовавшем за этим тяжелом глотке и часе, который она провела с ним в тесном контакте, - все это разом обрушилось на нее.
Она даже не осознавала, что делает, когда начала приближаться к нему, или даже когда положила руки ему на затылок и притянула его губы к своим. Но когда он поймал ее и притянул к себе, прижимая к бешено колотящемуся сердцу, она поняла, что найдет ответ в его поцелуе и в ощущении его рук, обнимающих ее.
Элли прижалась губами к губам Брэндона, раздвигая его губы с голодным настойчивым бормотанием. Он ответил хриплым стоном удивления и одобрения, вырвавшимся из глубины его горла, и подтянул ее повыше, пока носки ее полусапожек не стали волочиться по траве.
Она прильнула к нему, ее язык скользнул по краю широкой, упругой плоти его нижней губы к горячей, опьяняющей внутренности. У него был вкус свежей воды из ведра у входа в гостиницу, и ей захотелось выпить его. Все до последней капли.
Она чувствовала спиной каменный фасад гостиницы. Крепкое тело Брэндона прижималось ко всем ее возбужденным местам, когда он целовал ее медленными, глубокими толчками. Но этого все равно было недостаточно. Она боялась, что этого никогда не будет достаточно.