Но это был не ответ. То, что он был уверен, не означало, что она была уверена. И последнее, чего он хотел, - это толкнуть свою пугливую Элли в объятия Незерсоула.

Если он чему-то и научился из своего опыта общения с Фиби, так это тому, что он хотел быть первым выбором своей жены. Ее единственным выбором. И если это означало, что он должен был предоставить Элли право решать, то он так и поступит, даже если это убьет его.

Поэтому в конце вечера он не спросил о ее планах на завтра и не сказал о своей надежде снова встретить с ней восход солнца. Он просто пожелал ей спокойной ночи так же, как ее тетушкам, своей сестре и... Джорджу.

* * *

Рано утром следующего дня Брэндон без каких-либо ожиданий пошел на лоджию.

С лампой в руке он вошел в длинную галерею. Затем он улыбнулся, увидев силуэт, обрамленный бледно-лиловым светом угасающей ночи и пламенем единственной свечи.

– Доброе утро, Элли.

По тому, как она прижала подбородок к груди, он понял, что она покраснела.

– Доброе утро, Брэндон.

Ему так сильно хотелось заключить ее в объятия, что сопротивляться этому желанию было все равно что пытаться остановить валун, летящий с горы. Каким-то образом ему это удалось, но он обнаружил, что находится на грани искушения. Она находилась достаточно близко, чтобы подол ее платья касался носков его ботинок. Достаточно близко, чтобы ее сладкий аромат наполнял каждый вдох. И достаточно близко, чтобы увидеть, как ее взгляд скользнул к открытому вороту его рубашки.

– Мы будем вместе любоваться восходом солнца?
– спросил он, решив скрестить руки на груди, чтобы случайно не потянуться к ней, не схватить и не поцеловать тысячу раз. И он заметил, что она начала теребить конец пояса, завязанного у нее на талии, как будто тоже боролась с каким-то внутренним искушением.

– Я подумала, что мы могли бы. Однако, - сказала она, поколебавшись, и он заподозрил, что знает, что она собирается сказать, - я также хотела поговорить с тобой о вчерашнем.

– И это связано с каретой или рощей?

– Вообще-то, и тем, и другим. Ее взгляд снова опустился к его груди, и она начала водить ногтем по краю.
– Тебе не следовало называть меня “милая" в присутствии своей сестры. И тебе не следовало целовать меня при свете дня, когда кто угодно мог случайно наткнуться на нас под тем деревом.

– Не забудь о другом дереве.

– Я вряд ли смогу забыть то дерево...

– Я тоже не смогу, - пробормотал он, наклоняясь ближе. Но затем, вспомнив, что сказала его тетя, он остановился, приказав себе быть сильным.

– Тем не менее, я хочу, чтобы ты знала, что я прочитал себе строгую лекцию за свое поведение.

– Правда?
– спросила она с легкой усмешкой.

Он с ученым видом кивнул, поджав губы.

– Тогда, конечно, я сам себе возразил, сказав, что не сожалею ни о каком из своих поступков и что, если бы мне дали шанс пережить те украденные моменты в роще еще раз, то я бы ничего не изменил.

– Понятно, - сказала она и сглотнула.
– Ну, у меня был похожий разговор с самой собой, но я и близко не была такой решительной.

– Стесняешься, да?

Она кивнула.

– Само собой разумеется, так как она всегда представляла, как проведет свою жизнь с мужчиной, которого не было с ней ни в роще, ни в... хм... гостинице.

– А теперь?
– спросил Брэндон, его взгляд скользнул к пульсирующей жилке у нее на шее, где всего день назад были его губы. Черт, но он хотел снова прижаться к ней губами.

– Она раздираема сомнениями и сбита с толку своими растущими чувствами к кому-то новому и всепоглощающей страстью, которую она никогда раньше не испытывала.

– Он находит большое обещание в словах «раздираемая сомнениями и сбитая с толку».

– А не стоит, - сказала Элли, смущенно сверкнув глазами.
– И ты снова самодовольно ухмыляешься.

– Тебе станет легче, если я скажу, что у него благородные намерения?

– Нет. Это только усугубит путаницу. Именно по этой причине, я думаю, мы не должны допустить, чтобы то, что произошло в гостинице, на Сазерфилд-Террас и в садах Зоологического общества повторилось.

– Это позор, что нам нельзя вместе бывать в саду. Ведь здесь, в Кроссмурском аббатстве, мы окружены ими со всех сторон.

– Это совсем не смешно.

Брэндону было не до смеха. Он просто был в приподнятом настроении.

– Что бы тебя успокоило?

– Ну, для начала, больше не называй меня милой и не упоминай о неизбежности.

Он кивнул, но в глубине души уже планировал сказать ей "Я же тебе говорил" на их десятую годовщину.

– В конце концов, мы должны думать о Мэг, - строго сказала она.
– Предполагается, что я ее подруга. За все время, что она провела в Лондоне, у нее не было ни одного человека, который не пытался бы привлечь твое внимание. Я не могу предать ее доверие. Но я все еще...