Шрифт:
Я чувствую, как внутри меня поднимается страх и растерянность — после всего, что произошло, я не знаю, как мне теперь вести себя рядом с ним. Марк неспеша догоняет меня.
— Решила показать, какая ты самостоятельная?
— Мне больше не нужна твоя помощь, — рычу, не глядя на него.
Марк специально не обгоняет меня, неспеша следуя рядом. Вместе заходим в лифт. Я пытаюсь понять, что он думает, но его взгляд — словно стена, за которой скрываются эмоции, недоступные для меня.
Выхожу из лифта и Марк снова идет рядом, на шаг позади, будто хочет подстраховать, если я упаду. И у меня ощущение, что я сейчас реально рухну. Ступни жжет огнем. Но я лишь сильнее стискиваю зубы, кусая губы.
Как только мы оказываемся в кабинете, падаю в кресло и прикрываю дрожащие ресницы. Глаза печет от сдерживаемых слез. Чувствую, что Марк идет ко мне. Открываю глаза, а он уже присаживается передо мной на корточки, чтобы осмотреть мои ноги, не спрашивая разрешения.
— Не трожь, — шиплю, дергаясь, но он упрямо снимает с меня обувь и я чувствую, как моё тело снова напрягается — от смешанного чувства беспомощности и его неожиданной, пусть и фальшивой, заботы. Он же может уже не играть. Так зачем?
— Кровит, — вздыхает Марк, показывая мне окровавленную стельку и приносит аптечку.
— Тебе нужно было оставить меня дома, — шепчу я, глядя на его сосредоточенное лицо. Слова застревают у меня в горле, смешиваясь с чувством смятения и непонимания. Почему он так решительно отказывается оставить меня в покое? Почему ему не все равно?
— Чтобы все повторилось? Нет, — отвечает он, не поднимая глаз. — Со мной сейчас безопаснее, как бы смешно это ни звучало для тебя.
Я удивляюсь его словам. В Марке смешивается странное сочетание эгоизма и заботы, которое сбивает меня с толку.
Когда он заканчивает перевязку, отворачиваюсь к рабочему столу молча. Надо бы поблагодарить, но язык не поворачивается с ним разговаривать. Сейчас в голове только одно желание — дождаться момента, когда закончится учеба, и без оглядки сбежать на практику.
И гори оно все синим пламенем.
Работать с похмелья — то еще удовольствие. Меня мутит и то и дело бросает в жар. Правда, бросает в жар не только от алкогольных токсинов в крови. Еще и от горячих картинок, то и дело всплывающих перед глазами. Я будто снова чувствую его губы, вкус и аромат…
Как мне теперь работать с этим человеком и делать вид, что ничего не было? Да он же… первый у меня. Я открылась, поддалась его энергетике и попалась на крючок без наживки.
Со стоном роняю голову на стол, забывая, что не одна в кабинете.
— Тебе плохо? — тут же реагирует Марк.
— Нет! — вскрикиваю, потому что слышу звук шагов. Выпрямляюсь. В висок стреляет болью. Марк направляется ко мне. — Не подходи!
— Рита, — хмурится Марк, но не притормаживает.
— Со мной все впорядке. — вскакивая, рычу севшим голосом. — Не трогай меня.
— Сядь, — Марк останавливается.
Медленно пячусь к другому краю стола, обхожу его. Собираюсь позорно бежать, хотя понимаю, что при желании Марк тут же меня догонит.
Дверь кабинета распахивается и, впервые увидев Римму, я облегченно выдыхаю. Беру со стола первую попавшуюся папку и выхожу из кабинета.
— Рита, сделай мне кофе, — просит Марк в догонку.
Понимаю, что он просто боится, что я натворю что-нибудь и здерживает таким образом.
— Мне тоже, если не трудно, — мило улыбается Римма, но в ее глазах адовый котел. Я бы в нем сварилась в считанные секунды, если бы это было возможно. Мысленно усмехаюсь.
Есть небольшое ликование в душе, что теперь не я одна на стороне преданных. Разница только в том, что она, скорее всего, об этом не знает. И Марк ее в известность, конечно же, не поставит.
На душе отвратительный привкус от ревности к человеку, который тебе пробрался под кожу, но которому ты не нужен. Но я понимаю, что по-другому и быть не могло. И я сама виновата в том, что покупалась на все дешевые провокации моего мужа и чуть подороже — его брата.
В приемной тоже стоит кофемашина. Бросаю папку на стол, хромаю к ней. Делаю два американо. Хочется подойти и этот горячий кипяток Марку на брюки выплеснуть, а Римме в лицо.
Внезапно я слышу, как голоса за дверью становятся громче. Разговор переходит на повышенные тона. Я стою у кофемашины и стараюсь разобрать, о чем речь, но не понимаю ни слова.
И что делать? Заходить? Нет?
Беру два блюдца с чашками и останавливаюсь возле двери. Вроде затихли. Толкаю створку и шагаю внутрь.
Натыкаюсь на внезапно появившуюся передо мной Римму. Она выбегает из кабинета и, мне кажется, плачет. Останавливаюсь, пытаясь избежать столкновения, но Римма врезается в меня плечом так, что я отшатываюсь.