Я взял штангенциркуль измерить толщину слепка, а Фреарс, рассматривая другой, удивленно хмыкнул.

— Понимаю, вы о чем. Я ждал, что рана от винта окажется гладкой, а тут все шероховато, как медвежья задница. Словно терли грубым абразивом. Какой-нибудь мощный инструмент? Может быть, циркулярная пила?

— Я бы скорее сказал, угловая шлифовальная машина, — предположил я, откладывая в сторону штангенциркуль. — Ее рабочий диск имеет абразивную поверхность и плоскую внешнюю кромку. Семь миллиметров — стандартная толщина. Соответствует нанесенным ранам.

— Вы, я смотрю, мастеровой. — Фреарс кивнул. — Задумано хитро. Повреждения специально подделаны под те, какие бы нанес лодочный винт, чтобы тело, если его найдут, не вызвало сильных подозрений. Хотя возникает вопрос: откуда у нашего клиента сломанные кости? Если исключить столкновение с лодкой, следует принять предположение, что когда к его лицу подносили шлифовальную машину, он был еще жив. Вдохновляющая мысль.

И вот что еще пришло мне в голову: кости мертвеца сухие и ломкие и реагируют на силовое воздействие по-другому, чем кости живого человека. В нашем случае сколы и осколки выглядели так, как если бы обладали эластичностью, когда их ломали, что означало, что резали по живому либо сразу после смерти.

Хотя трудно установить: непосредственно до или непосредственно после. У меня не было иллюзий по поводу жестокости людей, и как бы ни была страшна версия Фреарса, мне приходилось видеть дела и похуже. Но мне казалось, что в данном случае нечто иное.

— Сомневаюсь, — сказал я. — У меня еще не было возможности основательно исследовать материал, однако не похоже, чтобы травмы большой и малой берцовых костей были следствием столкновения с неким предметом. Скорее они следствие сдвигающего усилия. Нижняя часть ноги в чем-то застряла, а тело подверглось выкручивающему моменту и достаточно мощному, чтобы вывихнуть бедро и разрушить кости. Еще мы имеем сломанную шею. Раздроблены два позвонка, но череп нет. Как могло произойти, что позвонки сломаны, а он не тронут?

Патологоанатом взял череп.

— Полагаете, результат падения?

— Не могу представить ничего иного. Падение с мотоцикла на большой скорости или столкновение с машиной могли бы привести к подобным результатам, но ни на теле, ни на одежде нет следов истирания. Падение более вероятно: если мотоциклист обо что-то ударился голенью или нога в чем-то застряла, может наблюдаться такой эффект. Мое предположение таково: рука или плечо смягчило удар по голове, но внезапное резкое движение сломало шею.

Фреарс кивнул.

— А затем кто-то при помощи шлифовальной машины попытался сделать его неузнаваемым и навести на мысль тех, кто его найдет, что он стал жертвой лодочного гребного винта.

— Тут не только это. — Я показал патологоанатому тонкую в форме листа кость. — Что скажете об этом?

Он нахмурился, принимая кость.

— Осколок сошника.

— Его затолкало внутрь черепа.

— Не понимаю… О! — Фреарс кинулся к светящемуся экрану с рентгеновскими снимками, некоторое время разглядывал, затем покачал головой. — Черт возьми! Такое не каждый день увидишь!

Сошник — тонкая костная пластина, вертикально расположенная в глубине носовой полости и делящая ее пополам. На рентгеновских снимках ее скрывала мешанина последствий более очевидных травм. Но разглядеть все-таки было можно — призрачную белую тень с кончиком в лобной доле разложившегося мозга.

— Впервые увидев, я предположил, что ее туда затолкало вращающееся лезвие или диск, — сказал я. — Но оно бы рассекло кость, а не пропихнуло сошник внутрь, да еще под таким вертикальным углом.

— Справедливо. — Судя по голосу, Фреарс был недоволен собой. — Но и падение не натворило бы подобных дел.

Я тоже так считал. Для этого мотоциклист должен был падать лицом вперед, что само по себе привело бы к значительным травмам. А их не наблюдалось. И удар, чтобы сошник оказался в таком положении, должен был прийтись под прямым углом. Что было бы крайне странным.

Или это была расправа.

— Удар ладонью.

Ланди высморкался. День клонился к вечеру, и солнце судорожно выглянуло из-за темных облаков. Инспектор сидел в пассажирском кресле моей машины еще немного сонный после эндоскопии. Забыв, что у Ланди в этот день медицинская процедура, я позвонил ему, чтобы рассказать о том, что удалось выяснить. Но только начал, как он извинился и сообщил, что до сих пор находится в больнице и не может свободно говорить. Ему дали успокоительное и велели не садиться в этот день за руль. Предполагалось, что за ним приедет жена, но она задержалась, забирая внучку из школы с продленного дня.

Больница находилась неподалеку от морга, и я выполнил все, что планировал на этот день. Отмытые кости жертвы с колючей проволоки, очищены и оставлены сушиться. Самые главные и особенно те, что были с повреждениями, я предварительно осмотрел, а с реконструкцией решил повременить до утра. Недосып и события вчерашнего вечера давали себя знать, поэтому лучше отложить все на завтра и отдохнуть, чтобы не пропустить что-то важное из-за усталости и невнимательности.

Я сказал, что отвезу Ланди домой, и обрадовался его компании и возможности развеяться. Рэйчел не давала о себе знать. Я снова пытался ей звонить, но она не отвечала. А я не хотел докучать — после смерти Стейси Кокер у нее и без меня прибавилось забот. Но ее молчание действовало на нервы.