Гальперин продолжал ехать по Мейпл-стрит, а затем, повернув на Мейн-стрит, увидел патрульный полицейский автомобиль. Он нажал на клаксон, патруль замедлил ход и остановился. Полицейский вышел и подошёл к машине Гальперина.

Осветив его лицо фонариком, офицер сказал:

– А, это вы, советник. Что случилось?

– На дороге на Глен-лейн, прямо за подъёмом, лежит тело. Я… я думаю, что он мёртв.

– Глен-лейн? Хорошо, проверим.

***

Сержант Драммонд присел на корточки возле тела на дороге и засунул короткие пальцы под воротник.

– Кажется, он мёртв, но точно не скажешь. Вот что, пока я всех вызываю, возьми сигнальные огни и перегороди дорогу. Лучше от обочины до обочины. Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь въехал в переулок и всё испортил.

– Правильно. – Офицер Ноуленд принялся рыться в задней части автомобиля. – Как насчёт другого конца?

– Я сам поставлю, как только передам вызов.

Но когда Ноуленд вернулся к машине, сержант всё ещё был там, освещая землю фонариком.

– Наехали и скрылись, ясно, как дважды два. Посмотри, сколько тут стекла. Это от фар. Нужно быть осторожным, ничего не трогать. Ребятки из лаборатории умудряются творить чудеса с вещами, которые подбирают. Ну ладно, теперь давай установим вспышки на другом конце. Они будут здесь через пару минут.

Когда они спустились вниз по склону, сержант провёл фонарём от одной стороны дороги до другой. И полицейские заметили машину, припаркованную у маленького разъезда.

– Вы думаете, это его машина? – спросил Ноуленд.

– Должно быть. Решил выйти отлить, наверное. — Он повернулся и помахал фонариком в сторону холма. — Похоже, за той кучей деревьев на вершине холма.

– Чёрт, серж, но вокруг сплошные кусты. Всё, что ему нужно было сделать – это открыть дверь, развернуться на сиденье и расстегнуть штаны.

Сержант Драммонд не собирался проявлять снисходительность к возражениям со стороны подчинённого, особенно такого, как Билл Ноуленд.

– Некоторые люди, – процедил он высокомерно, – не гадят в собственных гнёздах [84] .

София Магнусон, присев на край кровати, наблюдала, как дочь расчёсывает волосы у туалетного столика. Обращаясь к изображению Лоры в зеркале, она промолвила:

– Мы за последние недели тебя почти не видели.

– Я была занята кампанией, – призналась Лора, не оборачиваясь, – но сейчас всё пойдёт на спад. Конечно, процесс ещё продолжается, но мы не особенно переживаем, поскольку выиграли первичные выборы. Здесь всегда был республиканский округ. Конечно, мы не можем расслабиться, и нам предстоит ещё много работы, но всё идёт хорошо, и мы больше не боимся.

– Ты говоришь «мы», как будто… как будто…

Она обернулась к матери.

– Как будто я сама баллотируюсь? Пожалуй, так и есть. Мы – команда, Джек Скофилд и я. Он бы никогда не выиграл праймериз без меня, и знает об этом. Он, вероятно, вообще сошёл бы с дистанции, если бы не я. И, безусловно, я без него тоже не смогла бы далеко продвинуться.

– Я не понимаю, – покачала головой мать. – Когда ты принялась за это… эту политическую работу, мы с отцом понимали: ты намерена получить практические знания о политике, чтобы дополнить то, чему училась в школе. Во всяком случае, ты нам заявила именно так. Твой отец считал, что таким образом ты сможешь встретиться с интересными молодыми людьми, и в конце концов ты успокоишься и… и…

– И выйду замуж?

– Для женщины есть карьеры и похуже, – спокойно произнесла София.

– О, мама, на дворе восьмидесятые годы.

– Но так считал твой отец. А он довольно консервативен. Как и большинство мужчин.

– Но ты не согласна?

– Ну, видишь ли, я понимаю, что всё изменилось. Я, естественно, не возражаю против твоей карьеры в политике, равно как не возражала бы против того, чтобы ты планировала карьеру в области права или медицины. Но ты должна признать, что политика – это… это риск. Можно работать, не покладая рук, а затем, проиграв выборы, оказываешься за бортом. И весь труд впустую.

– Конечно, – нетерпеливо перебила Лора. – Вот почему я пошла таким путём. Я не заинтересована в том, чтобы самой баллотироваться в правительство, потому что меня не интересует слава. Кроме того, женщина, баллотирующаяся на государственную должность, находится в крайне невыгодном положении. Её голос не подходит для политических речей. Когда она пытается выразить убеждённость, ей приходится кричать. Более того, в наши дни любая женщина, выставившая свою кандидатуру, не может не оказаться втянутой в «Женское освободительное движение» [85] , а я не собираюсь становиться его частью. Я просто хочу иметь возможность сделать что-то важное и стоящее.

– Ты имеешь в виду, что хочешь власти и влияния.

– Ну да. Почему бы и нет? Власть должна доставаться тем, кто может использовать её разумно.

Мать улыбнулась.

– А ты имеешь в виду тех, кто получает удовольствие, используя власть.

Лора вернула улыбку.

– Прекрасно. Так вот, у меня возникла идея прицепиться к какому-нибудь политическому кандидату, которого я могла бы направлять и которым могла бы управлять. О, я не имею в виду, что заранее всё так и планировала. Изначально я рассчитывала, что начну с помощи в кампании, а затем, возможно, стану незаменимой. Но потом я встретила Джека Скофилда, и всё стало на свои места. Он оказался идеальным кандидатом. Во-первых, он был одинок.