– Не припомнит. В этом гараже моют чёртову уйму машин. У них стоит агрегат, который очищает двигатель паром, так что, скорее всего, машину в гараже моют и полируют кузов воском.

– Он может вспомнить, если это необычно для Блейкли. Затем я поболтаю с Агги Десмонд и выясню, когда именно Блейкли звонил той ночью. И снова поговорю с девицей Кимбалл. Я хотел бы знать, во сколько они легли, и в какой спальне, и был ли свет включён, когда они раздевались, и были ли опущены шторы.

– Можно узнать у Крамера.

– Нет, ему предъявлено обвинение. Я не могу допрашивать его, если адвокат не согласится.

– Ну, может быть, Скофилд согласился бы, если бы ты объяснил, что тебя интересует не его клиент, или что ты пытаешься избавить его от обвинений.

– Возможно, – признался Лэниган. – Суть в том, чтобы получить как можно более хорошую историю, со всевозможными мелкими деталями, подкреплёнными свидетельствами разных людей, и тогда я бы попросил Данстейбла привести Блейкли, чтобы сделать заявление.

– Заявление о чём?

– О том, как он узнал, где находится машина Крамера, – лениво протянул Лэниган. – Просто формальный вопрос для возможного использования в суде. Я заставлю его выждать некоторое время, чтобы он обеспокоился и занервничал, а потом спрошу, как он сломал фару Крамера. Если помнишь, мы использовали ту же технику пару лет назад, чтобы расколоть Слокума по поводу взлома и проникновения, когда у нас вообще не было ни единой улики.

– Как насчёт Миранды?

Лэниган взглянул на лейтенанта с невинным удивлением.

– Да ведь я ни в чём не обвиняю его, а просто спрашиваю, как он разбил чью-то фару.

За обеденным столом рабби Смолл посмотрел на пустое место справа и спросил:

– Где Джонатон?

– О, он позвонил и сказал, что его попросили допоздна поработать в республиканском штабе. Они сейчас очень заняты.

– Он считает себя большим прыщом на ровном месте, – зло фыркнула Хепсиба.

– Сиба!

– Мне не нравится, что он не будет ужинать…

– Он сказал, что ему дадут бутерброд и молока, – объяснила Мириам.

– Но мне не нравится, когда он пропускает семейный ужин. И не уверен, что хочу, чтобы он там работал, – ответил рабби.

– Почему бы и нет? Оплачивается лучше, чем присмотр за детьми, и он считает, что это более достойный труд. А также говорит, что многому научился, и теперь лидирует в изучении политических процессов у себя в классе.

– Ну, до выборов осталось всего две-три недели. Как он планирует вернуться домой? Он взял велосипед?

– Нет, он пошёл туда прямо из школы. Пешком или, может быть, сядет на автобус…

– Или, возможно, позвонит и попросит меня подъехать и забрать его, – закончил рабби.

– А может, его подвезут.

– Он сказал, когда его ждать? – спросил рабби.

– Около половины девятого. Ты слишком волнуешься, Дэвид. В конце концов, ему семнадцать.

– Он очень восприимчивый. Вокруг штаб-квартиры Республиканского комитета всегда масса бездельников, они разговаривают и пьют, особенно по вечерам, и я не думаю, что это окажет хорошее влияние на юношу.

– Ты можешь сказать ему, что не хочешь, чтобы он там работал допоздна, и что ему каждый вечер следует быть дома к ужину, – рассудительно ответила Мириам.

– Да, думаю, что так и скажу.

Но Джонатон не пришёл домой ни в восемь, ни даже в полдевятого. Когда часы пробили девять, встревоженная Мириам подошла к телефону, чтобы позвонить в штаб-квартиру Республиканского комитета. Через несколько минут она вернулась в гостиную и сказала:

– Я разговаривала с ответственным дежурным. Он говорит, что послал Джонатона с поручением около часа назад, до восьми. Вероятно, он идёт домой. Как ты думаешь, тебе не следует поехать и посмотреть, не встретитесь ли вы на улице?

– Нет. Если он ушёл до восьми, то скоро должен быть дома.

***

Шеф Лэниган поднял стакан виски в формальном и автоматическом тосте за свою жену, которая только что вручила ему этот стакан, и выпил одним большим глотком. Он хорошо пообедал — Эми каким-то особым способом готовила свиные рёбрышки — затем расслабился за вечерней газетой и некоторое время смотрел телевизор. В девять часов он собрался надеть пижаму, лечь и почитать перед сном, но Эми была настроена на разговор.