Седой старик на прощанье пожелал Миле с Ланевским традиционных совета да любви. Но в его устах это прозвучало даже не напутствием, а словно констатацией факта. Будто он совершенно точно знал, что их ждёт именно обещанное им. Артёму пожал руку, напомнив, что можно быть трижды специалистом и специально обученным — но против танка с голой пяткой делать нечего. Меня обнял и наказал беречь себя. Чадом больше не называл.

Мы зашли на территорию старого кладбища с разных сторон, но одновременно, по часам. И осторожно начали продвигаться в месту вороньего побоища. Я был уверен, что паскудный дед там, но вот где конкретно — ни понять, ни почуять не удавалось. Странно, мне казалось, что его острую сладковато-гнилостную вонь я запомнил на всю жизнь. Но то ли ветер поменялся, то ли старик помылся — сколько ни втягивал зябкий ночной воздух, пользы не было. Только, кажется, голова начала чуть кружиться. И сердце заколотилось быстрее. Я замедлился и велел себе не спешить. Потому что тут можно было так успеть, что потом торопиться уже стало бы некуда. И некому.

Впереди раздался дробный звук, будто кто-то водил железкой по батарее. Учитывая окружающий пейзаж — по прутьям могильных оград арматуриной. Не самый приятный звук в принципе, а для ночного пустого, вроде бы, кладбища — в особенности. Я держался так, чтобы не выпускать из виду поблёскивавшую справа Полоту. От Ланевского она была по левую руку, я шёл вдоль берега по течению, он — против. И, судя по всему, забыл, что мы условились не торопиться.

— Зря ты вернулся, пёс! — пронёсся над могилами визгливый крик. И я совершенно отчётливо понял две вещи: Лорд нашел людоеда. Хотя, скорее — наоборот. А мне следовало спешить изо всех сил.

Ланевский стоял спиной к реке, держа в руках какую-то палку. Судя по сжатым губам и прищуру — живым даваться он не планировал. Беда была в том, что живым он противнику и не был нужен. Старик в обтрёпанном пальто, которое потеряло всякое подобие человеческой одежды после битвы с воронами, держал в каждой руке по пожарному багру. Острые штыри и загнутые крючья были покрыты остатками краски и ржавчиной. И, кажется, не только ими. В руках у фигуры с неясными очертаниями, покрытой своей и вороньей кровью. Ночью, на заброшенном проклятом кладбище посреди земли, на которой до сих пор лежало заклятие старой ведьмы.

— Добегался, милок! Как раз надо дедушке подкрепиться, порвали дедушку ваши твари летучие. Ну дай срок, и до них доберусь, и до хозяйки ихней. Она мягкая, тёплая, жива-а-ая, — продолжал завывать старик.

Лорд лишь крепче сжал палку. Она была чуть длиннее багров, но при таких раскладах я бы на него не поставил, конечно. Сумасшедший старик, потерявший где-то дурацкую ушанку, двигался так, как не положено живым. Он перемещался между могилами, словно проходил ограды насквозь, как призрак. Это тревожило и отвлекало. Мягко говоря.

— Брось веточку, серый. Иди к дедушке. Устал дедушка, оголодал, замёрз. Сейчас тобой и согреется, и повечеряет, — мерзкое хихиканье разносилось над водой и над крестами.

— Пра-а-авильно, клади, клади палочку-то. И иди ко мне, — я готов был спорить на что угодно — старая тварь снова облизывалась. А мне внезапно открылся секрет его быстрого и бесшумного перемещения. Часть оградок была повалена и за несколько лет покрылась слоями слежавшейся прелой травы. Вот почему шаги людоеда не были слышны. И это внезапное открытие было очень, очень кстати.

— А дружок-то твой где? Вы же к дедушке вместе пришли, правда? А он бросил тебя, милок. Одного оставил. Ай, как нехорошо, — фигура стала смещаться, двигаясь, казалось бы, совершенно хаотично. Но мне уже было видно, что дед проходил через те самые пустые участки, где не было оградок. И набирал скорость. Он хорошо знал все эти тропки.

Лорд стоял, опустив палку, глаза и плечи. Глядя на его понурый силуэт, было ясно — стержня в банкире больше нет. Проклятый старик подавил его волю, и теперь умница и красавец Ланевский полностью в его власти.

— А дружка твоего дедушка потом вытропит. Никуда он не денется. На «второе» пойдёт! — визгливое хихиканье продирало до костей. Шерсть не просто встала дыбом, а, кажется, начинала уже наклоняться в противоположную сторону.

— А вроде казалось, что будто рядом он. А теперь как сгинул. Где ты, волк? — заорал старик на весь погост. И вдруг зашёлся хрипом и бульканьем.

— Ку-ку, сука пожилая, — выдохнул я ему в ухо, в трёх местах будто надрезанное вороньими клювами, как ножницами.

Один багор вышиб ударом ноги в локоть. Там что-то хрустнуло. Второй на замахе перехватил Лорд, кинувшийся вперёд, едва стоило мне шагнуть к болтливому людоеду из-за тёмного раскидистого дерева. В четыре руки мы спеленали вонючего деда паракордом, закрепив концы удавки, которую я накинул на него сзади, на заломленных локтях и голенях, согнув в коленях ноги. Стреноженный паскудный старик лежал смирно — при любом движении трос впивался ему в шею над кадыком. Серёга рванул к берегу и свистнул. Где он наловчился так, в два пальца, я не знал. Наверное, тоже в Оксфорде — там, говорят, свистуны те ещё. С противоположного берега прилетел камень, крест-накрест обвязанный верёвкой. Несколько резких широких движений — и из темноты приплыла лодка, та самая, на которой мы чудом спаслись днём.