Я и во сне искренне восхищался эмоциональностью подачи, владением словом и редким актёрским умением «держать зал». Разошедшийся к середине рассказа Головин гремел, крушил, поражал и завораживал, как величайшие артисты середины прошлого века, вроде Меркурьева, Кадочникова или Кторова. Словом, старая школа.

Мне в его монологе-обличении досталась почётная роль обличаемого. Артём Михайлович напомнил, едва не сорвавшись на разглашение сов.секретных данных, сколько ему лет и в каких именно передрягах он только ни побывал за это время «примерно в тех краях». Перечислил, без конкретики, континенты где довелось работать — все шесть, кстати. Кратко очертил ранее ставившиеся задачи, как то: заказные убийства, похищения, грабежи, массовые драки, устройства мятежей и государственных переворотов в ассортименте. Словом, он имел все основания считать себя взрослым и ответственным человеком, не боящимся практически ничего и готовым к любым испытаниям. Занялся условно спокойным, совершенно чистым и безопасным, казалось бы, туристическим бизнесом. Но тут Богам было угодно постучать мной в его гостеприимные двери. И понеслось.

Я сочетал в себе, по его ярко аргументированному мнению, практически все душевные болезни и пороки развития, включая внутриутробное, с дьявольской способностью находить самые пакостные из возможных вариантов в Зеландовом пространстве. Поразительные вещи откалывал. Вместо того, чтобы греть четыре задницы всей семьёй под тёплым солнышком, прилетел зачем-то в город, который даже одним своим названием намекал на могилу. Вместо ленивых звонков банкиру с целью уточнить, насколько богаче я, мироед, стал — потащил упомянутого банкира с молодой невестой сперва к чёрту на рога в сейсмоопасную зону, где волки воют и вороны каркают, а потом оттуда и вовсе на заброшенное кладбище через полстраны.

Но это было бы ещё полбеды! Я, низкий, подлый и коварный, помимо прочего умудрялся находить себе проблемы и врагов, притом так виртуозно, что это никак не укладывалось в рамки военной головы. Шаман, служитель чёрного культа забытых демонов крайнего Севера? Легко! Кодла террористов, к которым нормальные люди даже приближаться не станут? Да запросто! Древняя ведьма, подчинившая финансового воротилу? Пожалуйста! Организованная национальная группировка под предводительством успешного бизнесмена, под крышей куда более успешного бизнесмена? Да нате на лопате! Ну, вроде всё, правда? Кончилась у Боженьки фантазия, чем бы ещё попробовать убить Димульку? Хрен там! Знаете, кого нашёл Волков на старом погосте? Ни в жисть не догадаетесь! Людоеда-гипнотизёра! Каково, а?!

Выступление явно близилось к апогею. Запыхавшийся и вспотевший, красный от натуги и возбуждения Головин схватил в запале со стола вторую бутылку и отхлебнул, давая себе передышку. Но, непередаваемо скривившись, тут же отставил её. Судя по аромату жареных семечек, стальной приключенец от души глотнул постного маслица.

Проклятый старик напугал бесстрашного воина до синих козявок, зелёных соплей и прочих ярких эпитетов, кроме, разумеется, полных штанов — это было исключено и по должности не положено. А эти два альтернативно одарённых господина — я и Лорд — переплыли реку, нашли там ещё одну стаю хищных диких зверей и полоумного старца вместе с ними, который на проверку оказался кем?!

— Нет, вы попробуйте догадаться! Вы пробуйте, пробуйте, чего вы сидите, раскрыв рты и забывая дышать, как я тогда?! Волчьим пастырем он оказался!

Подошедший в процессе выступления Василь, поставив перед Головиным высокий стакан с чем-то прозрачным, на этих словах вздрогнул и попробовал было успокаивающе похлопать оратора по плечу. Но тот раздраженно дёрнулся, отпихнув его руку, и продолжил:

— Вырвались чудом! Чу-дом, иначе и не сказать! Вернулись к жилью, к людям. И куда, как вы думаете, наладились два этих полудурка? Домой? К морю? К семьям?! Хрен!!! К гипнотизёру-людоеду, тёмной ночью, обратно в лес, на кладбище!

Тёма схватил принесённый корчмарём стакан и методично осушил. Поставил на стол бережно, с уважением. Утёр высупившие слезы и перевёл дух, отпустив первую реплику не по теме доклада: «Ух, хороша, зараза. Будут деньги — надо будет ещё взять».

— Так что пусть они, баба Дага, спят себе, голуби, как можно дольше, — выдохнул Головин, подводя итог.

— Я слышала про Черёмушкинского людоеда. Давно. Долго, лет десять, тишина стояла. Только люди пропадать продолжали время от времени, — с тревогой в голосе проговорила старуха. И спросила обеспокоенно:

— Так что случилось-то с ним?

Лорд поёрзал боком на лавке, словно пытаясь улечься поудобнее на голом твердом дереве, и протянул, не открывая глаз, с подвывом:

— Сожра-а-али-и-и, — сопроводив слово широким и заразительным зевком во весь рот. И завершил его, громко клацнув зубами, вполне по-семейному, по-волчьи. И не проснулся, гад.

— Видали?! — со слезой в голосе воскликнул Головин. — Примчали в ночи, меня за руль, а сами — с копыт, как под барбитурой. Я отказываюсь работать в такой нервной обстановке!

— Натерпелись сегодня вы, ребята, это точно, — голос бабы Даги обрёл какую-то напевность и таинственность, будто чаруя. — Волки с Милой — те вовсе будто по три жизни прожили за один день. А Дима совсем другим стал. Словно не один человек, а семеро, и все разные. Ты дай отдохнуть им, Артём, и сам поспи — утро вечера мудренее.

Под конец её фразы у Головина даже лицо, кажется, расслабилось, а то до этого он выглядел в точности как трагическая маска из античных драм Эсхила.

— Тём, — пробормотал я, даже не стараясь открыть глаза, — Второв сказал, чтоб насчёт перелёта ты с братом согласовал. Звони Фёдору. Василь, ты ему больше водочки не приноси. Мы домой летим. Сегодня.