Я встал и развернулся к обществу. Картина была неописуемая. В онемении застыли даже дочери, чего с ними в принципе днём обычно не случалось. В глазах остальных виделся, если можно так сказать, зачарованный восторг разной степени. И если у кардинала и аббата он разбавлялся торжественностью и гордостью, а у Нади — любовью и нежностью, то у Антоши и Вани граничил с полным непониманием и неверием. Баба Дага выглядела такой самозабвенно счастливой, будто это она меня сюда привезла на самолёте, амфору выкопала собственноручно и мне всучила, а я, дурак, отпирался. Эмоции же Лорда и Тёмы я и вовсе не был готов описывать.

— Ах… — начал было Головин-младший, воспользовавшись и обрадовавшись тому, что Фёдор от него стоял на колене чуть дальше, за Ланевским и Милой. Старший брат смотрел на него со зловещим осуждением, крайне раздосадованный ровно тем же самым обстоятельством. Но Бадма, верный ронин, ущерба чести не допустила и нежно, но заметно крепко прижала ладонь к его лицу, плотно перекрыв ей всё, что ниже носа. Поэтому дети, иностранцы и наши, кто без фантазии, могли считать, что стальной приключенец просто ахнул.

Мы же с Серёгой явно и очевидно довели его идею до единственного логичного завершения. Не знаю, как я — себя мне отсюда, изнутри, видно не было — но Лорд совершенно точно выглядел до крайности… ахнувшим.

Потом были поздравления и восторги, снова поздравления и опять они. Грустил только внутренний скептик, узнавший, что ни земель, ни крепостных к Большому Кресту не полагалось. Головин в свойственной ему манере отметил, что если раньше я таскал исключительно мужское достоинство, то теперь стал обладателем ещё и рыцарского. Я уточнил у аббата, нужно ли носить эту роскошь постоянно, и, как только тот ответил, что не обязательно — тут же снял. Испанцы, может, и чтут своего древнего короля, как знатока искусств, трубадура, правоведа и звездочёта, но я был знаком с ним немного с другой стороны. И после рассказа Энеке носить портрет Альфонсо на груди не было никакого желания. Падре просветил также, что на мероприятия с участием королей и лиц королевской крови, как и на сборы Ордена Святого Якова и других орденов, предписывалось не только надевать крест с цепью, но и ленту через плечо, которая шла в комплекте и хранилась в том самом чёрном дорогом саквояже. Я заглянул, присмотрелся и понял, что на подобные тусовки ходить не буду. В той ленте я бы выглядел как Портос в исполнении Смирнитского — чересчур красивым. Нет уж, не стоит искушать августейших особ. Только царского гнева мне и не доставало.

Удивила Анюта. Дочь долго разглядывала украшение, водя пальцем по буквам, написанным на эмали по кругу, называя вслух знакомые. А потом спросила:

— Пап, а кто главнее — князь или рыцарь?

— Князь главнее. Он сам может кого угодно рыцарем назначить. Обычно так и происходит: за подвиги или особенные заслуги обычный простой человек может стать рыцарем.

— Тогда тебе эта брошка с ожерельем не нужны. Если я — княжна, то ты же князь? — и посмотрела на меня с не подходящей возрасту задумчивостью.

— Это, Ань, как грамота или диплом: сувенир такой, на память. Мы помогли местному королю, нашли важные и значимые для него вещи, но не стали жадничать и отдали их ему. А он за это, чтобы не прослыть невежливым, подарил мне брошку. Всё по-честному, — успокоил я дочь.

— Ну да. Дашь поносить? — святая простота детей меня всегда умиляла. И я без разговоров надел на неё цепь. Правда, очень скоро она принесла мне её обратно — Машка на обновку никакого внимания не обратила, а просто так таскать на шее такую тяжесть было неинтересно.

После очередного праздничного ужина все разошлись по домам. Закрыл и я калитку между двух секций забора из жёлто-оранжевой глины. Дети разбрелись по комнатам, а мы с Надей залегли напротив телевизора, который показывал какой-то русский канал, передавая приветы с заснеженной Родины. Там, как всегда бывает, внезапно нагрянула зима, предательски и вероломно подведя под монастырь дорожников и специалистов ЖКХ. Бравые сотрудники МЧС отпаивали горячим чаем людей, которых накрыл в дороге буран. Кто-то под валившим снегом геройски варил какие-то трубы, кто-то с серьёзным лицом поворачивал какой-то Очень важный вентиль, видимо, давая в дома тепло. Всё шло своим чередом, в общем.

— Дим, а мы где будем Новый год встречать? — спросила Надя.

— А где хочешь — там и встретим. Мне только надо будет на днях до Новгорода слетать. И по свадьбе Ланевских ты не знаешь, что решили они?

— Баба Дага сказала, что на Данилов день лучше всего, это тридцатое декабря как раз.

— А почему именно Данилов? — удивился я.

— А это какой-то там древний их не то покровитель, не то профильный святой — я не поняла. Он как-то с их даром связан, который помогает видеть на расстоянии. Чего, правда так бывает? — она с интересом повернулась ко мне.

Я рассказал, как Вороны поведали мне про то, что Лобо уплыл. Надя задумчиво крутила локон, слушая невероятную историю, в которой сама же и участвовала.

— А в Новгород тебе зачем? — спросила она, когда закончилась история про сеанс односторонней международной видеосвязи.

— Михаил Иванович просил с ним вместе на могилку к дальнему родственнику слетать, — обтекаемо ответил я.

— Опять вляпаешься во что-нибудь, сэр рыцарь? — как у неё только это выходит, что вроде и подколола, а вроде и не обидно?