— Как пойдёт, родная. Но там хоть земля своя, леса да озёра, вряд ли сильно влипнуть получится. И Тёма со мной будет, и Фёдор. Так что шансов мало, — предельно честно ответил я.

— А ты у меня талантливый. Где ни единого шанса на проблему нет — ты найдёшь две. Правда, потом каким-то боком всё повернётся так, будто именно это ты и задумывал. Ты, главное, береги себя и помни, что мы тебя всегда ждём и скучаем, хорошо? — и она легла ко мне на колени.

— Конечно помню, милая. Как же может быть по-другому? — пообещал я.

Второва несколько дней не было — неуёмной энергии старик звонил с разных сторон земного шара и ругался, что никак не получается вырваться. Какие-то важные встречи и переговоры, что нельзя было отменять, переносить или поручать другим, отвлекали его от долгожданной поездки к древнему дубу. Мы с Ланевскими и Головиными катались по прибрежных городам и обеспечивали досуг дамам и детям. Даже в театр выбраться умудрились. Два дня женщины выбирали себе наряды, потом полдня торчали у Марианны Санчес в салоне, наводя специальный вечерний макияж для присутственных мест, два часа ехали до Севильи. Лена Второва, которая не первую зиму проводила в этих краях и отлично ориентировалась в реалиях, раздобыла как-то билеты в театр Лопе де Вега.

Белое здание с ажурными фасадами в окружении пальм вечером светилось так, будто с крыльца вот-вот должна была спуститься Белль, красавица из мультфильма Диснея. В непременном желтом платье и по руку с клыкастой образиной в камзоле. Лена здоровалась и перешучивалась со знакомыми, мы же брели следом, как выводок выпускников интерната для глухонемых. Хотя все были нарядными — не зря же готовились. Я по пути тщетно пытался вспомнить хоть что-то из бессмертного наследия Маэстро, чьим именем был назван театр, но кроме того, что драматург при жизни был редкий ходок, а в советском кино по мотивам его комедии снимались Боярский, Терехова, Джигарханян и Караченцов, ничего не вспоминалось. И что там в кино регулярно выпивали. Неожиданный пробел вскрылся в гуманитарном образовании, и как раз на месте классической испанской литературы. Ну кто ж знал, что вдруг понадобится?

Давали ту же самую «Собаку на сене», которая по-испански, оказывается, называлась «Собака садовника». Это помогло хоть немного понять, что происходило на сцене и частично, сглаживая углы, пересказать сюжет Ане, которая с трудом сидела на одном месте — вокруг было красиво и интересно, как в музее. Отдельно её впечатлила дамская уборная, про которую она взахлёб рассказывала мне половину первого акта. Из меня театрал был так себе, поэтому и впечатления от просмотра спектакля на сцене театра, носившего гордое имя его автора, были вполне ровными. Графиня была, как по мне, в том рискованном возрасте, когда следовало тщательнее выбирать роли. Вдову играть ей было в самый раз. А вот молодую вдову — лет десять назад бы. Принимая во внимание дистанцию до сцены и мастерскую работу гримёров — может, и все двадцать. Секретарь Теодоро выглядел настолько разделяющим, деликатно говоря, современные европейские ценности, что его пляски и ужимки что вокруг хозяйки, что вокруг служанки выглядели одинаково неправдоподобно. Казалось, он их обеих боялся и не знал, что с ними делать даже в теории. Один Тристан, несмотря на столь непривычное для славянского уха имя, был хорош — редкий прохиндей, азартный и с юмором. Он чем-то напоминал того старого пирата, которого Второв и Сальваторе добили кальвадосом перед обсуждением судьбы груза с «Сантьяго»: кудри, орлиный профиль и серьга в ухе. Как мне казалось — слуге остро не хватало шляпы, жилетки и медведя на верёвке рядом.

Домой ехали тихо — дочки заснули, да так крепко, что не проснулись, когда их по очереди выгружали по адресам. Машу Второву с трогательной нежностью нёс на руках Ланевский, под внимательным влюблённым взглядом Милы. Вернувшись, он взял невесту за руку и до самого дома не отпускал. Наверное, и дома не отпустил. Попрощавшись шепотом, ушли в темноту Тёма и Бадма. Антон открыл калитку, чуть приподняв наверх, чтобы не скрипнула. Я кивнул ему с благодарностью — совсем большой стал. Спали в ту ночь все как убитые. Заснули сразу не все, а вот спали — как из пушки.

Утро встретило моих домашних ароматом ванили и сытным запахом блинов. Театры — театрами, но о семейных традициях забывать никак нельзя. Должно же быть в неспокойном современном мире что-то постоянно хорошее? Так почему бы не блины по утрам? Несмотря на ранний час, к завтраку спустился даже Антоша, который за это время неожиданных каникул заметно окреп и даже раздался в плечах. Я с удивлением узнал от Нади, что он как-то дистанционно учился, и первую четверть закончил сплошь на пятёрки, вытянув даже историю, с которой до сих пор ладил с трудом. Судя по всему, и за полугодие будет такой же «скучный» табель, где все оценки одинаковые. А ещё он как-то успевал удалённо проходить какие-то курсы для абитуриентов. Со мной в его годы не сравнить, конечно. Если бы я в выпускном классе попал на море на всё готовое — я бы не то, что улучшил результаты, я бы и то, что знал, забыл бы. Наверное.

Блины были в разгаре, когда в дверь постучали. Крепко так, по-военному.

— Заходи, Тём, открыто! — крикнул я. И семья снова посмотрела на меня с недоверием, когда вошёл Головин. Ну не рассказывать же всем, что я в окне его видал? Должны у нечаянных богачей и колдунов быть свои маленькие секреты?

— Ты телефон купил, чтоб стразики на нём носить? — с порога начал шутить он в своём духе.

— Сейчас есть все шансы мимо блинов пролететь, а они с вареньем. Клубничным, кстати. Итак, реплика первая, дубль второй, — спокойно ответил я.

— Клубничное? Так бы сразу и сказал, — раздул он ноздри, оглядывая стол, — виноват, про стразики погорячился, признаю. Тебе Федька трубку оборвал. Там график чуть сдвинулся, и Иваныч в Новгород вылетел. Если поторопимся — успеем с ним в одно время приземлиться.

И тут же начал торопиться, свернув кульком три блина, предварительно вывалив в середину полвазочки варенья. Получившийся фунтик молниеносно поместил в рот, распахнув его, как пеликан.

— Вдвоём летим? — уточнил я, поднимаясь из-за стола.