— Видела кое-что, — ровно ответила она, — да все тут видели, кроме малышек. Волку говорила и тебе повторю — таких чудес не было отродясь. Вы, мальчики, больше не проверяйте так удачу свою и терпение Божье. Всему предел есть. Поберегите себя. И нас, — на последнем слове голос её дрогнул.

— Слово даю, Ворона: больше на ту сторону не пойдём. Незачем теперь, — твёрдо сказал Второв. Я только кивнул, опять забыв, что мы говорили со слепой.

— Добро. Твои слова — Богам в уши. Пусть будет по-твоему, Медведь. Знаю, долго в тишине да покое не просидите вы — мой Ворон таким же был, добрая ему память. Но, дадут Боги, теперь больше у вас будет и опыта, и удачи. Много больше, — и она хитро, как мне показалось, улыбнулась сидевшим у её ног. Ей, как это ни странно, было видно и доступно явно не только то, что нам.

— Женщинам многое дано, Дима, — проговорила баба Дага, наверняка почувствовав, как я дёрнулся, услышав её ответ на мой вопрос, не прозвучавший вслух, — они чуют по-другому, видят по-другому. Сила другая в них. Беречь их надо. Берегите своих девочек. И себя берегите. Ступайте за стол уже, пока Волк вовсе не обессилел, — велела она. А я понял, что встать сам уже не смогу.

Помогли Второв с аббатом, как-то бережно приведя меня в вертикальное положение. При этом Хулио не сводил глаз с сослуживца, и во взгляде его я явственно читал неверие, не свойственное, как мне казалось, священникам, пополам с восторгом. Будто он одновременно и доверял, и не доверял тому, что увидел. Видимо, опять что-то из тайн мадридского двора. Хотя, пожалуй, не только мадридского.

Надя поставила мне миску с, судя по запаху, крепким наваристым куриным бульоном. Когда намёрзнешься зимой или начинаешь заболевать в межсезонье — лучшее средство, конечно, если с красным перцем щедро, да с укропчиком. Но сейчас я отодвинул ёмкость с гримасой Карлссона из мультфильма, на том моменте, когда Малыш в качестве лекарства капнул тому чайную ложечку варенья. При полной-то банке рядом. Вилкой подтянул к себе стоявшее почти на середине стола блюдо с жареными свиными рёбрышками. Организму явно критически не хватало белков и коллагена. А ещё — терпения и воспитания, потому что в пищу он вгрызался, урча и мотая головой, чавкая мясом и хрустя костями. В них, видимо, тоже таилось что-то очень для него полезное, потому что пару-тройку приличных кусков он смолотил без остатка совершенно, под недоумевающими взглядами соседей по столу. Жрал я за троих.

Головины и Второв за соседними столами вели себя иначе. Михаил Иванович культурно кушал что-то при помощи ножа и вилки, не забывая промакивать губы салфеткой и беззвучно отпивать из бокала на тонкой ножке. При этом о чём-то вполголоса беседуя с женой и пастором. Великий человек, я б так точно не смог. Братья же отличались друг от друга разительно. Фёдор продолжал соответствовать амплуа умницы и эрудита, но сегодня с каким-то явно декадентским уклоном. Хмурый, на все распросы четы Сальваторе он отвечал односложно, а чаще всего — неопределенными жестами и покачиваниями головы. Голова качалась с каждой минутой всё медленнее, потому что к вопросу уничтожения спиртных напитков за столом он подошёл со всей серьёзностью. Молча напивался, короче. И я его прекрасно понимал. Младший же Головин был полной противоположностью брата. Он, судя по всему, успел срочно накидаться и теперь заливался соловьём. В глазах Бадмы, смотревшей на него с момента встречи с тревогой и волнением, стали проскальзывать нотки, как во взглядах терпеливых жён пьющих мужей. Вроде как и опасно, что буянить может начать, и неудобно временами за выпившего, но зато перед глазами, рядом, живой и здоровый. Тот же, почуяв благодарную публику в лице цветка преррий и замерших с разинутыми ртами Вани и Антона, токовал, теряя напрочь связь с реальностью и здравым смыслом.

— Не, ну а чо? Декабристы разбудили Герцена, а мы разбудили Велеса! — выдал он совсем уж громко, отставляя очередной стакан.

— Кого-кого? — поражённо повернулась к нему Надя. Потому что реплика была отчетливо слышна и за нашим столом.

— Да ты слушай его больше, родная. Он сейчас ещё стакан всадит — и Ктулху разбудит, — фальшиво-спокойным тоном сообщил я жене.

А сам, убедившись, что она не меня не смотрит, махнул Тёме и постучал себе по лбу согнутым пальцем. Он, увидев мой жест, провёл по губам сжатыми большим и указательным, давая понять, что сигнал принял и больше ни слова не проронит. Но уже через минуту заливал дальше:

— А тут из бурана попёрли ётуны! Не, парни, это не то, что вы подумали. Это снежные великаны, древнее зло во плоти. У каждого — по вековой сосне в руках, зубы как у тираннозавра, наружу аж торчат! Ну, мы с Федькой думаем — пи… пичально нам сейчас станет: Иваныч за спинами у нас полыхает, как Киркоров на концерте, аж глаза слепит, а Волков замер, как будто внезапно вспомнил, где заначку спрятал. И тут — бац!!!

Он треснул кулаком по столу, попав по краю тарелки, с которой взмыла под самый потолок половина курицы, никогда не летавшей так и при жизни. С края столешницы в панике спрыгнула бутылка кальвадоса, но стальной Головин, демонстрируя неожиданные чудеса координации и мышечной памяти, исхитрился поймать её над самым полом, спася от гибели. Продолжая рассказ как ни в чём не бывало, налил из спасённой себе выпить. Кажется, в соусницу.

— Демоны размножились! — трагично прошептал он голосом телевизионного милиционера Володи Яковлева и отпил из неожиданной ёмкости. Судя по губам, которые он тут же облизал, в соуснице был майонез или что-то вроде того. Но приключенца это не смутило ничуть — он даже, кажется, обрадовался обстоятельству, что удалось и выпить, и закусить, не прерывая истории.

— Как завоют на три глотки — аж уши заложило! Рванули вперёд и давай гвоздить великанов дубьём — только щепки да ледышки полетели! Те тоже давай выть, как пурга на Северном полюсе — такая жуть, что волос стынет!..

Словом, бенефис удался. Все присутствовавшие, даже те, кто ни слова не знал по-русски, едва ли не стоя аплодировали Тёме, который окончательно выдохся и стал повторять особо понравившиеся ему эпизоды из своей истории. Их с братом, уставших до полного изнеможения, бережно вынимали из стульев крепкие испанцы в гражданской одежде, но с военными глазами, появившиеся как по волшебству. Правда, зайдя на веранду, они первым делом склонили головы, приветствуя падре, так что автора фокуса я, кажется, вычислил.