У меня слипались глаза. Здесь, в Междуместье, время двигалось странно. Пару часов назад я занималась обычными утренними делами, а теперь мне казалось, что настала глубокая ночь. У меня не осталось сил бороться с сонливостью. Не было сил тревожиться и удивляться. Только дойти до кровати и рухнуть на мягкую перину, которую сотворил для меня Меррик. Что я и сделала.

Я погрузилась в нее словно в облако и подумала: вот бы хорошо, если бы эти роскошные пуховые перья поглотили меня целиком. Я не нашла в себе сил переодеться в ночную рубашку. Не смогла даже забраться под одеяло. Я только укрылась своим бархатным одеялом, смутно осознавая, что оно стало чище и новее после того, как побывало в руках у Меррика. Пятен не было и в помине, как и заплат, и коряво заштопанных прорех.

Я закрыла глаза и пожелала всем сердцем, чтобы то же произошло и со мной.

Я резко села и ахнула, вспомнив все, что случилось вчера. По крайней мере, я думала, что вчера.

Междуместье по-прежнему было окрашено в серые и черные тона. Молнии плясали среди грозных туч, освещая пространство вспышками, но ни одна не ударила в землю.

После долгих лет ожидания крестный все-таки пришел за мной. Забрал к себе. Привел сюда. Щедро осыпал подарками: ожерелье, деревья, дом, обещания прекрасного будущего. Может, не совсем того будущего, которое я выбрала бы для себя, если бы могла. Но мне было лишь двенадцать лет – мне, бедной девчонке из бедной семьи, – и та будущность, которую уготовил мне Меррик, была лучше всего, на что я смела надеяться, если бы осталась в Гравьенском лесу вместе с родителями.

Я моргнула. Мои родители. Вчера я ни разу не вспомнила о них, поглощенная впечатлениями от Междуместья. Но теперь, в тишине нового может-быть-утра, я задумалась, что сейчас делают мама и папа, что происходит дома. Я все ждала, когда же во мне шевельнется грусть – первым предвестием тоски по дому, – но никакой грусти не ощутила. Мне вспомнилась, как мама ползала по земле, жадно сгребая золотые монеты. Она даже не взглянула на меня. Даже не попрощалась. Это было обидно и задело сильнее, чем мне бы хотелось.

Я встала в кровати и обвела взглядом свой маленький дом. Меррик не уточнил, когда вернется, и я не знала, чем мне заняться. Как провести первый день на новом месте.

Мое внимание привлекла медная ванна, и я вдруг осознала, что от меня плохо пахнет: грязными сальными волосами, кислым потом. Казалось, этот противный запах заполняет всю комнату. Я и не помнила, когда в последний раз принимала ванну, и мне вдруг отчаянно захотелось смыть с себя следы прошлой жизни. Растереться мочалкой, пока верхний слой кожи не счистится вместе с моим прежним «я», а потом все стечет в слив и исчезнет навсегда.

На кухне был кран с ручным насосом, и я принялась за работу: наполняла ведро за ведром, нагревала их на огне, а кипяток выливала в ванну. Я сняла грязное вонючее платье и старые чулки и бросила их в горящий камин. Теперь я буду носить ту одежду, которую для меня создал Меррик. Мне больше никогда не придется ходить в затасканных обносках, доставшихся мне от старших сестер.

В ванне было достаточно места, чтобы вытянуться в полный рост и скользнуть под воду, что я и делала, когда мыла голову и терла себя жесткой мочалкой. Наконец моя кожа сделалась чистой и гладкой, как морской камушек. Я сидела в воде, пока она окончательно не остыла. Пока я не покрылась мурашками, пока пальцы на руках и ногах не сморщились, как чернослив.

Завернувшись в мягкое банное полотенце, я подошла к шкафу, изучила его содержимое и выбрала платье из желтой саржи. Воротник украшала искусная вышивка: крошечные белые маргаритки. Меня поразило, как тщательно Меррик продумал каждую мелочь, каждую деталь моей новой жизни в Междуместье. Меня поразила его невероятная щедрость. Ему было необязательно создавать для меня столько красивых нарядов. И пуховую перину, и такое количество подушек и покрывал. Меня осчастливила бы даже малая доля того, что он мне подарил. Но он осыпал меня дарами.

На завтрак я поджарила хлеб и сделала бутерброд с толстым ломтиком темно-оранжевого сыра, который нашла в холодильном ларе. Спешить было некуда. Устроившись в кресле, я медленно ела и размышляла, чем сегодня заняться.

Краем глаза я заметила движение в дальнем углу, но, когда посмотрела в ту сторону, там было тихо. Ничто не шевелилось. Но вдруг что-то прошелестело в другом углу.

Я знала, что, кроме меня, здесь никого нет. Ни в доме, ни во всем Междуместье.

А потом… Что-то мелькнуло на самой границе моего поля зрения, так что я уловила движение, но не смогла разглядеть, что его создает. Я напряглась, вслушиваясь в тишину. Что это? Может быть, мыши?