Я идиот, раз не вижу всей силы ненависти Люсинды.

Пойти к ней со своим предложением, желая избавить Итана от боли и замешательства, когда он узнает, что он не тот, за кого себя выдает, — обернулось неприятными последствиями. И это могло стоить Хелене жизни.

Движение под тяжелыми одеялами заставляет меня затаить дыхание.

Я подхожу к ней, когда она издает тихий стон. До сих пор ей давали сильное успокоительное, пока они восстанавливали ее, кормили через трубку, перевязывали раны. Я не хотел, чтобы она проснулась и почувствовала боль, которую, должно быть, испытывала в той комнате.

Этим отметинам потребуется время, чтобы зажить, и я знаю, что останутся шрамы. На этот раз Люсинда порвала кожу. Слишком сильно. По сравнению с этим избиением, в тот первый раз она была нежной.

Хелена моргает, открывает глаза, и я выдыхаю. Она смотрит в потолок, и я вижу момент, когда к ней возвращается узнавание. Она вздрагивает, ее глаза расширяются, когда она резко садится, морщась и прижимая к себе одеяло.

Она смотрит на меня мгновение, как будто не узнает меня.

Как будто она меня боится.

Между нами повисает тяжелая тишина, и я задерживаю дыхание. Я думаю, что она тоже. Ее взгляд падает на повязку на моем предплечье, и я вижу ее замешательство.

— Себастьян? — спрашивает она. Ее плечи опускаются, а на лбу появляются морщины.

— Ты в безопасности, Хелена.

У нее такой вид, будто она мне не верит. Она вздрагивает, подтягивает колени и плотнее прижимает к себе одеяло.

— Где они? — спросил она.

— Их здесь нет, — отвечаю ей. Я знаю, что она имеет в виду Люсинду и Итана, и мне нужно спросить ее об одной вещи, но я не хочу. Я не знаю, смогу ли я принять ответ, — Люсинды и Итана нет на острове. Ты в безопасности.

Я делаю шаг к ней, но останавливаюсь, когда ее глаза снова расширяются.

— Я не собираюсь причинять тебе боль, — говорю я, поднимая руки, отказываясь морщиться от боли в плече.

— Я знаю, — говорит она. Она оглядывает комнату. Мою комнату, — Как долго я пробыла в этом месте?

— Четыре дня.

Я вижу, как белеют костяшки ее пальцев, когда она плотнее натягивает одеяло.

— Ты вернулся на остров три дня назад.

— Всего семь дней?

— Я попросил доктора дать тебе успокоительное, — я киваю.

— Зачем?

Я подхожу к ней, сажусь на край кровати.

— Нам нужно было напоить тебя водой и накормить. И с тем, что она сделала с тобой, Хелена...Я не хотел, чтобы тебе было больно. Мне очень жаль.

Она долго смотрит на меня, и я слышу свои собственные слова.

— Почему ты извиняешься? — спрашивает она, теперь ее тон изменился.

— Это странный вопрос.

— Так ли это?

— Мне жаль, что я позволил этому случиться. Мне жаль, что меня не было рядом, чтобы уберечь тебя от нее. От них.

— Моя тетя умерла. Ты все это время знал.

Я делаю глубокий вдох. Я киваю.

— Почему ты скрывал это от меня? Почему ты позволил мне продолжать думать, да и дал мне надежду, что позволишь мне поговорить с ней? — у меня нет оправдания, — Почему, Себастьян?

— Когда я впервые узнал об этом, это было в самом начале. Когда ты была здесь впервые, — я делаю паузу, заставляю себя не отрывать от нее взгляда, потому что я виноват. Здесь я виновен, — И мне было все равно, Хелена. Мне было все равно.

Она прижимает пальцы своих рук к глазам, затем запускает их в волосы и когда она тянет так, становится видно, что кожа вокруг ее глаз влажная.

— Теперь мне не все равно, — говорю я, — И мне очень жаль. Я был неправ, что не сказал тебе.

Она изучает меня, слегка качает головой и обращает свое внимание на это странное кольцо, которое все еще у нее на пальце.

— Это кость, — говорит она, когда поднимает глаза и видит, что я наблюдаю, как она поворачивает ее.

— Кость? — я спрашиваю.

— Человеческая кость. Кость Скафони.

Я вглядываюсь пристальнее, встречаюсь взглядом с пустыми глазницами черепа, чувствую, как по спине пробегает холодок.

— Недостающий палец, — говорит она.

Ее лицо непроницаемо, голова слегка склонилась набок, изучая меня.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю.

— Она мне сказала.

— Она тебе сказала? — девушка кивает, — Кто тебе сказал?

— Сейчас это не имеет значения. Люсинда тоже мне кое-что рассказывала.