3) Покончить с Евгением О.

Билеты в оперу, которые вручил Шиллю дядя Венцель, были на завтрашнее представление. Вопрос заключался в том, с кем он туда пойдет. Шилль вытащил билеты из кармана и внимательно их рассмотрел. Ряд десятый, места пятое и шестое. Продолжительность спектакля около трех часов. Но если это будет последний вечер в жизни Шилля, тратить его на оперу бессмысленно. Вот если бы устроить дуэль прямо во время представления, прямо на сцене, да еще в сопровождении оркестра, было бы замечательно, да и оперу это заметно оживило бы. Увы, такой поединок — нечто из области фантастики, пусть-ка лучше в театр вместо него отправится Марков и поучится петь пронзительные арии о гибели. «Кстати, это отличная идея!» — встрепенулся Шилль, после чего взял с полки конверт, положил внутрь билеты и надписал на конверте адрес своего противника. Вернувшись к списку, он дополнил его четвертым пунктом:

4) ХЛ. Гитлер.

Шилль собрался посетить Хоэнлихен, где состоялась последняя в немецкой истории дуэль, разрешение на которую дал сам Гитлер. Он мало что знал об этом месте, соответствующих материалов в библиотеках и архивах ему не встретилось, и потому до недавних пор у него просто не было шанса изучить историю хоэнлихенского поединка. Шилль вдруг вспомнил, какое потрясение испытал, когда оказался возле гольф-центра в Каруже на месте дуэли, в ходе которой фон Раковица ранил Лассаля; как замирало его сердце, когда он шагал по лугу берлинского парка Хазенхайде, где давным-давно сошлись в поединке барон фон Арденне и магистрат Хартвич, что вдохновило Фонтане на написание «Эффи Брист»… А в Ростоке, на кладбище Мариенфридхоф он незаметно раскланялся в разные стороны, потому что именно там, по слухам, пятью веками ранее астроному Тихо Браге отсекли нос в сабельном поединке, поводом для которого, в кои-то веки, послужило не оскорбление женщины, а расчет планетарных орбит.

В качестве последнего, пятого, пункта Шилль намеревался совершить какое-нибудь другое «последнее помазание». По сути, он был волен сделать что угодно, выкинуть любой номер, ведь в случае смерти наказание его не ждет, а если смерти получится и сбежать, все будет не так уж и плохо. Закатить прощальную оргию или хотя бы вечеринку? Взять в банке огромный кредит, поскольку возвращать его, может, и не придется? Совершить добрый поступок? Тут еще вопрос, что под этим понимать, и Шилль не был уверен, что успеет отыскать на него ответ. Одарить кого-нибудь? Срочно обратиться в религию? Все казалось осуществимым и одновременно чрезвычайно бестолковым, в результате чего Шилль, точно победитель лотереи, который уже сам не рад баснословному выигрышу, недовольно морщился и отбрасывал идею за идеей.

Что бы выбрали другие люди, окажись они на его месте? К сожалению, откровенничать на данную тему в обществе не принято. На ум Шиллю пришли молчаливые самоубийцы, которые ошарашивают окружающих своей смертью, а иногда и прощальным письмом. Он тоже мог бы написать что-то в этом роде, среди дуэлянтов это не являлось редкостью. Прощальное письмо всем, целому миру, никому конкретно. У Шилля не было ни братьев, ни сестер, ни детей. Его родители умерли: отца он даже не знал, а с матерью, перенесшей тяжелый инсульт, Шилль так намучился, что, когда два года назад ее не стало, он ни минуты не горевал и по сей день ждал, когда же в душе появится скорбь.

Лучшим другом Шилля со школьной скамьи был Ян Фоглер, длинноволосый человек с разноцветными татуировками на предплечьях, что вкупе с добродушным лицом и звучным, довольно высоким голосом свидетельствовало о чрезвычайной многогранности его личности. Получив образование в области искусствоведения и философии, он стал главным редактором рекламной газеты и, упоминая о своей учебе, заявлял, что она была не только бесполезной, но и абсолютно контрпродуктивной.

Вечером того дня, когда по почте пришло письмо с фотографией, сделанной камерой контроля скорости, Шилль и Фоглер встретились в спорт-баре. Они заказали по кружке пива и уселись за столик прямо напротив стены, увешанной плоскими телевизорами, на которых с выключенным звуком транслировались соревнования по боксу.

Фоглер, к изумлению Шилля, был в курсе того, что Констанция теперь с Марковым. Он тоже выразил удивление тем фактом, что она предпочла его другу какого-то психиатра.

— Ты разве с ним знаком?

— Да, мы с ней виделись, и она пришла с ним. Весьма приятный…

— Со мной она даже не поговорила, — перебил Шилль с уместной, по его мнению, мрачностью в голосе, — а если бы и поговорила, вряд ли это что-то изменило бы. Но меня мутит от одной мысли, что Констанция обсуждает с этим пижоном наши отношения.

— Люди расстаются, дружище, — сказал Фоглер, опустив взгляд. — Что тут поделаешь.

— Доктор соблазняет пациентку — нечего сказать, настоящая терапия, вот это я понимаю! — Саркастический голос Шилля сделался громче.

На экране двое полуголых потных мужчин дубасили друг друга кулаками по голове.

— Вильгельм Райх так делал. Юнг так делал. А Фрейд — даже с сестрой жены.

— Делал как? Делал что?

— Юнг называл это проявлением полигамных компонентов.

Шилль неверяще уставился на Фоглера. Тот упорно долдонил свое: мол, жизнь есть жизнь, у любви свои законы, тут нечего понимать и нечего осуждать, любовь умеет осуществлять неосуществимое, в этом и состоит ее предназначение и ни для чего другого она не нужна. За примерами далеко ходить не надо, взять ту же литературу: везде в центре внимания оказываются невозможные отношения, все прочие просто не представляют интереса. Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта или, если брать примеры из реальности, Гёте и Вульпи-ус, Вагнер и Козима, Альма Малер и Кокошка… Что ни случай, то скандал, один большой балаган.

— Ян, к чему ты клонишь? По-твоему, я должен радоваться, что Констанция бросила меня ради какого-то малахольного?

— Не сравнивай их отношения с теми, что были у Констанции с тобой, это глупо. Просто пожелай ей счастья с новым избранником.

— Да я и желаю ей счастья и всего такого. Но если она счастлива с ним, с этим… — Он перебрал в памяти ругательства, но не нашел ни одного подходящего, — значит, быть счастливой со мной она не могла. Вот что меня гложет.

— И что ты собираешься предпринять? — Фоглер обвел взглядом настенные экраны, на которых в данный момент показывали пустой ринг. — Поколотить его?