Река Эль, раз уж на то пошло, впадает в Эльбу, а затем в Северное море. Осенью 1989 гада под Гельголандом группа туристов сфотографирует лебедя, который, опустив голову в воду и подняв хвост к небу, будет неотступно и прямо-таки остервенело ковыряться на мелководье, что-то выискивая.

Но это будет только через полвека. А пока, сидя в музыкальном салоне рейхсканцелярии и внимая «Лоэнгрину», Адольф Гитлер принимает еще одно важное решение — издает указ о запрете дуэлей. Группенфюрер СС Шмитт подтвердит факт ознакомления с этим указом в ходе телефонного звонка двадцать второго октября 1937 года в двадцать часов тридцать пять минут.

8

Дар гнева

Отсутствие прогресса в расследовании объяснялось, в частности, тем, что расследовать было особо нечего. Номер телефона в зловещей депеше, которую получил Марков, оказался номером велосипедной курьерской службы. Не сразу, но полицейским удалось отыскать курьера, доставившего Маркову письмо, — некоего Стивена, который сообщил, что отправитель действительно попросил его при передаче заказа произнести фразу «Я секундант» и дополнительно заплатил за это двадцать евро.

— Доброе утро, фрау старший инспектор! — учтиво приветствовал начальницу Зандлер.

Та кивнула, повесила серый жакет на спинку стула и закатала рукава кофточки до локтей, желая обеспечить себе прилив энергии. Следовало что-то предпринять, но что именно? От того текста, который Зандлер переписал в блокнот на кухне у Шилля, толку было мало.

— На столе лежал листок со списком дел, рядом с ним ручка. Прочитать его было трудно, почерк неразборчивый, но я скопировал себе все, что сумел расшифровать.

Танненшмидт принялась читать список вслух. Ее лицо выражало недовольство.

— Последнее помазание… Белая рубашка… Покончить с Эгоном О. Ха-эль точка Гитлер. Ножной секс. Отключить сигнализацию. И что это значит?

Зандлер только развел руками.

— Зато я выяснил, что означает «оскорбление третьей степени».

— И?

— Первая степень — легкое оскорбление, несдержанность, несоблюдение правил этикета. Например, если бы я с вами не поздоровался или сказал что-нибудь уничижительное, вы могли бы бросить мне вызов. Однако…

— Однако?

— Однако я только что сказал: «Доброе утро, фрау старший инспектор!»

— Ага. И сколько существует степеней оскорбления?

— Три. Вторая — это нарочитая грубость, крепкие выражения. Инсинуации. Ложные обвинения.

— Хм, если бы подобные правила все еще действовали, в Берлине бы каждый день проводилось не менее тысячи дуэлей!

— Да уж.

— Интернет тоже пришлось бы отключить, ведь там пространство буквально кишит оскорблениями.

— Это точно.

— В то же время, Зандлер, возможно, люди стали бы осторожнее в высказываниях, если бы знали, что на следующий день им придется смотреть не в черную дыру камеры ноутбука, а в дуло пистолета.

Зандлер вздохнул.

— Что насчет третьей степени?

— Физическое оскорбление — пощечина, тычок, удар, даже просто прикосновение. А помимо этого, — он перевел дыхание, — соблазнение женщины: супруги, любовницы, сестры!

— Что ж, спасибо за экскурс в историю. И сразу вопрос: указана ли где-нибудь причина, по которой дуэли прекратились?

— Нет, я ничего такого не нашел, и это странно. Своего рода границей является Первая мировая война. Возможно, дело было в том, что в боях погибло слишком много людей и дуэли просто утратили смысл. В любом случае, с тех пор они вышли из моды.

— Понимаю, — задумчиво кивнула Танненшмидт. — Итак, соблазнение особы женского пола… Почему бы нам просто не поговорить с интересующей нас особой женского пола? А вдруг она поможет разобраться в этой неразберихе?

Сделав два телефонных звонка, инспектор вышла из отделения и вскоре уже сидела в своей служебной машине, держа курс на Фогтланд, где находилась некая «Тихая обитель». Январское утро выдалось туманным, причем туманным во всех смыслах.

Сначала Танненшмидт позвонила Маркову и объяснила, что сейчас он находится под следствием по делу о нарушении правил дорожного движения: камера зафиксировала, как он ехал на машине, превышая скорость на семьдесят два километра в час. Этим делом, само собой, занимается не отделение, которое она возглавляет, однако доверие к Маркову оно абсолютно точно подрывает.

— Герр Марков, скажу откровенно: мне тревожно. Тревожно за вас. Сначала вы устраиваете скандал в участке, потом переворачиваете квартиру вверх дном, а теперь еще выясняется, что вы опасный для общества лихач. О дуэли, на которую вас якобы вызывают, я уже молчу. Другому гражданину, который повел бы себя подобным образом, я посоветовала бы обратиться за психологической помощью. Но вы…