— И что это может означать? Что кто-то пропал?

— Пропал, исчез, заблудился, потерялся и тому подобное. Еще есть детективный сериал «LOST».

— Допустим. Продолжайте.

— Пункт первый: «Последнее помазание».

— Это католический церковный ритуал, который проводят для умирающего. Или у выражения есть и другие толкования?

— Нет, ничего такого я не нашел. Но упоминание ритуала бессмысленно, ведь Шилль не исповедует никакой религии.

Танненшмидт послушно выполнила очередную команду навигатора.

— Что следующее?

— Пункт второй: «Белая рубашка».

— Иными словами, саван. Зафиксируем: очевидно, Шилль готовится к своим похоронам. Что там дальше?

— «Покончить с Эгоном О.».

— Точно. Что мы узнали об Эгоне Омананде?

— В регистре сведений о населении данное имя отсутствует. Этого человека не существует.

— Не существует?

— Да.

— Хорошо. Точнее, нехорошо. Совсем нехорошо. Что у нас еще есть?

— Ха-эль точка Гитлер.

— Святой Гитлер? Хайль Гитлер? Какие еще могут быть варианты расшифровки «ха-эль»?

— Например, гектолитр. Или Любек, ганзейский город Любек[4].

— Я за вариант со словом «святой». Оно лучше увязывается с заголовком «LOST». Что потом? Не тяните!

— Ножной секс, — прочитал Зандлер.

— Ножной секс?

— Ножной секс. И последний пункт: «Отключить сигнализацию».

— М-да-а… — Танненшмидт обреченно глядела перед собой. — Вы сможете разгадать этот ребус? На вас вся надежда, потому что я в тупике.

— Я тоже. Крутил и так и сяк, но ничего не придумал.

Взломать шифр этого списка было попросту невозможно. Единственным относительно достоверным фактом являлось существование человека по имени Эгон О., который, однако, на самом деле не существовал, хотя инспектор разговаривала с ним час назад.

«Просто несусветная ерундистика», — мысленно возмутилась Танненшмидт.

— Слушайте, Зандлер! Мне кажется, нам пора отказаться от этого расследования. Или давайте передадим дело органам госбезопасности — а вдруг у них есть дежурный астролог? Ладно, шутки в сторону… — Она тяжело вздохнула. — Соберите все, что найдете на тему дуэлей. Когда состоялась последняя, где, между кем и кем, каков был ее правовой статус? А еще отправьте кого-нибудь последить за Шиллем. Мне надо знать, куда он ходит и с кем встречается. До связи!

Завершив разговор, инспектор задумалась: «А вообще, точно ли этот набор фраз — список дел? Что такое скопировал Зандлер на кухне у Шилля? Может, это букинистический указатель, задания к кроссворду или стихотворение?» Танненшмидт охнула и продекламировала:

— LOST. Последнее помазание. Белая рубашка. Покончить с Эгоном О. Ха-эль точка Гитлер. Ножной секс. Отключить сигнализацию.

Пожалуй, это звучало в некотором смысле поэтично, но определенно не напоминало строки Гёте или Шиллера.

Остаток пути прошел без происшествий, если не считать того, что Танненшмидт долго не могла выкинуть из головы образ Гитлера, занимающегося ножным сексом.

«Будьте полны уверенности, смело и с улыбкой смотрите в лицо шипам и гвоздям на своем пути, а кроме того, всем препятствиям вокруг вас». Танненшмидт трижды повторила про себя это предложение, но так и не сумела его понять. Разве у шипов, гвоздей и препятствий есть лица?

Табличка с этой цитатой некоего С. Н. Гоенки, главного по молчанию, висела в фойе центра медитации. Комплекс, состоявший из нескольких зданий, занимал территорию бывшего просторного загородного поместья, расположенного на холме над деревней, в часе езды к югу от Дрездена. В тусклом январском свете центр выглядел заброшенным и жутким. Инспектор пересекла мощеную площадь, прошла через каменные ворота и отворила входную дверь одного из строений. В вестибюле не было видно ни одного человека. Валяющиеся на полу бесчисленные туфли, походные ботинки, резиновые сапоги и кроссовки, заляпанные грязью, стоптанные, смятые и потертые, были единственным свидетельством того, что в «Тихой обители» действительно есть жизнь. Где-то здесь, должно быть, стоит обувь Констанции Камп; Танненшмидт подавила желание угадать, которая пара принадлежит ей. В любом случае, в распоряжении инспектора имелся только снимок с камеры контроля скорости, и на нем была запечатлена женщина лет сорока: волосы до плеч, широко распахнутые глаза, узкое лицо, блузка с круглым вырезом. Обувь в кадр не вошла.

Она заглянула за угол и прислушалась. В помещении по-прежнему царило безмолвие, тишину нарушал только звук собственных шагов инспектора. Выйдя наружу, в торце здания она заметила ступеньки, ведущие к двери с табличкой «Администрация». Танненшмидт постучалась в дверь и вошла, не дожидаясь ответа.

В дальнем конце кабинета, уставленного стеллажами с папками для документов, из-за стола поднялся мужчина лет тридцати, очень худой, с очень короткой стрижкой, в бежевой рубашке без воротника. Он с любопытством взглянул на незваную гостью.

— Добрый день, старший инспектор Танненшмидт, Департамент уголовной полиции Берлина. Мы беседовали с вами по телефону сегодня утром.

— Фрау Танненшмидт? Но… Вы ведь сказали, что ситуация не опасная и что дело терпит, или я вас неправильно понял?

— Совершенно верно, именно это я и сказала, герр…

— Омананда. Извините. Добрый день. Давайте сядем вон за тот стол? — Он кивнул в сторону противоположной стены, у которой стояли журнальный столик и несколько стульев. Над ними висел плакат с изображением деревянного колеса жизни. — Признаюсь честно, я крайне удивлен.