Ну, знаете ли!

Она попробовала лягнуть его, но Рома без особых усилий перекинул через нее свою ногу, этим полностью обезвредив все конечности, представляющие для него опасность. И надежно зафиксировал ее в таком беспомощном положении, будто оплетя собой.

Элиза яростно рыкнула и снова дернулась, а потом над ухом раздалось полунасмешливое-полусерьезное:

— Напомни мне, за что мы воюем?..

Это он про сейчас или вообще?..

— А давай я напомню, что ты как-то обещал больше не прикасаться ко мне! — прошипела ему куда-то то ли в висок, то ли в скулу — не разобрала в ходе своей односторонней борьбы, и передразнила, цитируя фразу почти полугодичной давности: — «Особенно после него». Но сейчас тебя почему-то не смущает, что ты в квартире и на кровати этого «него» зажимаешь меня?! — Ах, Элиза... Это квартира Аси. Я еще в прошлый раз увидел ее фото с дочкой на полке в коридоре. Почему ты так упорно пытаешься убедить меня... в своей развязности? — буркнул Разумовский ей в подбородок, опаляя кожу своим дыханием.

Она сразу притихла, сокрушаясь над примитивной оплошностью, и одеревенела, почувствовав, как ослабевает хватка мужчины, а трепетные пальцы медленно перемещаются вниз по ее спине. Его действия были до жути релаксирующими. Похожими на попытку вогнать в транс. Дурманящими, гипнотизирующими.

— Тебя тогда так задели мои слова? — ласково поинтересовался он, добравшись до ее бедра и, убрав с него свою ногу, мягко огладил.

Элизу проняло предательской дрожью от нежности Ромы, и, может, поэтому она забылась на секунду и честно ответила:

— Меня задела твоя уверенность в них.

И прикусила язык, чтобы не добавить: то, как легко и твердо ты отверг меня.

— И поэтому ты пришла наказать... собой?

Девушка вздрогнула. Красноречиво промолчала.

Изловчившись, высвободила руку и остановила его ладонь, блуждающую по ее телу.

— Хватит. Ты пьян.

Разумовский повиновался ей, и у Элизы получилось слегка перегруппироваться. Теперь она не была скована стальными тисками, поэтому стремительно приподнялась.

И молниеносно была возвращена обратно.

Рома устроил обоих боком, снова положил голову ей на грудь, немного подобравшись, и невесомо коснулся губами ее яремной ямки, произнеся полушепотом:

— Я не пьян. Я устал. Я так устал...

Словно вдохнул каждую букву ей в самое сердце. Чтобы оно, заволновавшись, забилось и устремилось вон — напролом через ребра ему навстречу... Обнять, утешить, поддержать...

Пусть потом будет корить себя за это слабоволие, но девушка действительно приобняла его, как смогла, и запустила пальцы в густую темную шевелюру, играючи перебирая пряди. Последовал гулкий удовлетворенный стон, током прошедший по ее позвоночнику. Затем мужчина бережно поддел Элизу под колено, настойчиво перебросив стройную ногу через свою поясницу. Пошарил по постели в поисках одеяла и, найдя, укрыл их по плечи. И все это с закрытыми глазами в полудреме, продолжая вжиматься колючей щекой ей в ключицу.

Сегодня девушка сдалась. Снова мысленно попросила у тишины крохотного кусочка счастья под мерное звучание пульса.

— Элиза, — полусонно позвал ее Рома, — и поддался я не потому, что ты стала распутной девкой и привлекла меня этим, а просто... потому что это — ты.

Ладонь в волосах застыла. Да она вся мигом застыла после этих слов. И с минуту еле дышала, силясь поймать уйму обжигающих огоньков, вспыхивающих в солнечном сплетении.

— Звучит почти как признание в любви, Разумовский, — прохрипела севшим голосом.

Зная, что он уже уснул, о чем свидетельствовало мирное сопение у нее на груди.

— Жаль, что почти, а еще сильнее жаль, что для этого тебе понадобилось напиться.

Вздохнув со смесью горечи и смирения, Элиза не удержалась и погладила мужчину по голове в направлении ото лба до затылка несколько раз. Осторожно и степенно, чтобы не разбудить. А потом прижалась губами к его виску в кротком поцелуе.

Беззащитный и беспомощный. Родной и любимый. Как же тебя должны были довести твои демоны… чтобы ты сейчас оказался здесь…

А ведь именно это желание девушка и лелеяла глубоко внутри себя все годы на расстоянии — что могла бы, Боже, могла бы стать ему пристанищем. Если бы Рома позволил, она бы сделалась ему стеной, опорой, домом, в который хочется возвращаться. Плечом, в которое необходимо уткнуться. Тылом, который никогда не подведет. Принимала бы своего уставшего мужчину так же молча и безропотно, позволив опустить знамя воина и завоевателя. Умоляла бы хотя бы иногда делить с ней свои слабости, не гнушаясь их обнажения. Подпитывала бы собой в минуту его бессилия и изнеможения до тех пор, пока не восстановится. И сама... сама тоже приползала бы к нему истощенная, опустошенная, чтобы получить исцеляющую порцию любви.

Увы, это лишь ее фантазия.

Жизнь развела их в разные стороны, испытывая, и Разумовский выбрал себе «степфордскую жену», как и положено. А с Элизой слишком много возни, стресса, эмоциональных скачков. Она не согласна быть приложением и требует намного больше. Его. Всего. Без остатка. А возможно ли такое, если человек напротив истинный одиночка по натуре? Нет.

Девушка попробовала расшатать устои этой каменной горы, но добилась лишь легкого обвала с вершины. Ничего не сдвинулось с места, только обновилось в своем роде.