Шрифт:
Время шло, все ненужное в характере постепенно оседало пеплом — а это крайне трудоемкий процесс, клубок болезненных инсайтов распутывался, и в душе установился относительный покой. Вот когда пространство стало очищаться от хлама и наступило умиротворение, следом — его, это пространство, автоматически заполнила подлинная суть ее чувств к Роме.
Не как наказание, а как дар.
Это осмысление сначала пугало. Как человек, придерживающийся только фактов и логики, Элиза долго открещивалась от озарения на крыше, поскольку не могла взять в толк, чем объяснить свой вещий сон. Постижение данного феномена вводило девушку в ступор и непривычное волнение. Было страшно и странно. Если всю жизнь не воспринимал понятие «начертано судьбой», что делать, когда оно стукнуло тебя обухом по голове?.. Как смириться с тем, что некоторые вещи вне твоего сознания и даются по наитию? Подобно простейшим колебаниям времени, которые выше нашего разума. И что Рома в ее жизни — из той же песни.
Теперь она не понимала, почему раньше позволяла себе думать, что Разумовский — петля? Размышлять о нем так... грязно? С ненавистью, обидой, осуждением?..
Как допустила, чтобы чувство к нему окрасилось в мрачные тона? Считая, что выдыхается, потому что он отнимает ее у себя самой, заполнив мысли, сердце, тело девушки. Ведь всё это в ней — был он. И снова себя же корить за любовь, которая якобы поставила на колени. Потому что до этого клялась, что никогда не влюбится и не пополнит ряды умалишенных.
Как?!
Разве есть кто-то достойнее Ромы? Кто-то, способный покорить ее своим благородством? Есть еще мужчина, которому Элиза могла бы довериться с подобным отчаянием, прыгнув в омут без страховки? Нет. Для нее — точно нет. Теперь она дала ответ на свой яростный вопрос: да, этот чертов Разумовский единственный и неповторимый в своем роде.
И уж если любить — то только так. Всеобъемлюще. Правда, это безумно непросто. Бывало, девушку скручивало такой болью от тоски, что посещала мысль, легче умереть — ведь неужели человек способен вынести столько чувств к другому человеку? Терпеть перманентный зуд в груди, не имея возможности дотянуться до очага и расчесать, утолить его. Мучиться осознанием, что эта агония — одностороння?.. Но продолжать любить. Любить так, что порой боишься себя. Одержимо скучать по его стати, глазам, улыбке... касаниям, объятиям, словесным дуэлям. Не переставать прокручивать в памяти, как он недосягаем среди всех, словно недосягаемость — сам его аромат. В состав которого входит умение быть честным и не изменять своей сути, умение властвовать без подчинения и нести за это ответственность, умение быть мужчиной, чей почерк определяется поступками, коими он никогда не кичится, выставляя за доблесть. Знать, что по нему никогда не отболит. И учиться жить с этим...
Так и состоялось полное принятие. Всего. В том числе — себя.
«Работая», Элиза сменяла города и даже страны Европы, а затем возвращалась в свой персональный безликий Париж без любви. Парадоксальное чувствование. Но видеть в нем краски не получалось. Зато именно он подарил девушке себя настоящую, научив ежедневно совершать маленькие значимые подвиги.
Спустя три года, вернувшись в Москву и ступая по ее Новогодним улочкам, девушка твердо знала, кто она и чего хочет.
Верила в несокрушимость этого знания.
Пока не столкнулась с реальностью...
* * *
Элизу выдернуло из сна резким толчком, и она сразу зашлась в приступе удушающего кашля. Задыхаясь со слезами на глазах и ловя ртом воздух. Когда немного полегчало, девушка легла на бок и снова прикрыла веки. Это болото засасывало сильнее, уже и не понять — вечер за окном или ночь. Сны травили душу, переламывая ее, будто по новой заставляя пережить каждую минуту. Делали слабой, немощной и изможденной.
Руки холодные, сердце сковано льдом, но по венам, кажется, еще бежит немного огня...
Она расплакалась.
Так плохо в последний раз ей было во время заражения раны, полученной тогда на крыше.
Потрогала свой шрам, вновь вспомнила, как Ася уговаривала ее избавиться от него, чтобы вернуться в модели, но Элиза отказалась наотрез, потому как этот шрам стал ее естественной частью, определив день, когда она поняла, что Рома для нее — всё.
Как жаль, что снова не вышло стать для него значимее остальных... Как жаль, что они сделали друг другу больно, чтобы впоследствии потерять... Как жаль.
Кусая соленые губы и растирая воспаленные от нескончаемых слез глаза, девушка зарывалась в одеяло, повторно теряясь между явью и сном...
[1] Букер — агент, менеджер в модельном бизнесе, занимающийся продвижением.
[2] ВОЗ — Всемирная организация здравоохранения.
[3] Филофобия — боязнь влюбиться, иметь привязанность к другому человеку.
Глава 27
«— Не исчезайте, — крикнул он ей, — мне будет пусто без Вас! Но, в последний раз качнув своим пламенем, Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике, еле слышно шепнула: — Какой Вы, однако, смешной… Я ведь только для Вас и горела…» Евгений Клюев «Сказки на всякий случай»
— Звонили проектировщики, просили передать, что скинули файл. Секретарь Федора Алексеевича оповестила, что совещание переносится на час. Шведы прислали обновленный каталог с пометкой, что нам полагаются скидки...
Рома внимательно выслушал Лену, зачитывающую свои записи, затем распорядился:
— Шведам отошли письмо с благодарностью и обозначь, что в ближайшее время новых заказов мы не планируем. Завтра после обеда меня не будет, всё важное смести либо на первую половину дня, либо перенеси на следующий день. Позвони в проектный и попроси Никиту подняться через полчаса.