В ушах стоял собственный крик: «Я не хочу этого ребенка!».

И осознание — твоё желание исполнено, дорогая. Получи и распишись.

Чувствуй, как из тебя в прямом и переносном смысле вытекает жизнь.

Эта мысль была так чудовищна в своем циничном проявлении, что от неё у Элизы закололо сердце. От отчаяния, от страха, от признания громадной вины.

Ей дано было нечто священное и прекрасное, а она своим поведением, упрямством и стремлением задеть Рому упустила это.

Девушка мучилась несколько часов в агонии, покрываясь липким холодным потом, и думала о том, что наказание за её гордыню вполне справедливо. Угрызения совести не оставят еще очень долгое время…

А еще… она боялась реакции мужа.

Наверное, именно поэтому оттягивала момент, чтобы позвонить ему.

Только когда всё закончилось, и ей снова помогли переодеться и лечь, Элиза попросила сообщить Разумовскому, у самой на это не осталось никаких сил.

И да… он оправдал все её страхи, как только она открыла глаза и услышала вопрос:

— Твоя команда победила?..

Этот его разочарованный взгляд, прошедшийся по коже лезвием. И звонкая пустота, образовавшаяся внутри моментально. Рома просто добил её окончательно. Ничего кроме «да» выдавить у неё не получилось. Наверное, так ей и надо, она заслужила. Не следовало надеяться на понимание и поддержку в ситуации, где являлась без вины виноватой.

С тех пор эта незаживающая рана кровоточила. И пульсировала сильнее, когда Элиза смотрела на Бодю, так похожую на Разумовских. А сегодня ей, этой застарелой ране, суждено было болезненно открыться.

Выплывая из воспоминаний, девушка распахнула глаза, продолжая всхлипывать, но уже тише, и сквозь пелену слёз попыталась разглядеть силуэт сидящего рядом с ней мужчины. Который терпеливо дожидался окончания этой истерики. Сколько она длилась?

— Знаешь, что ты сделал, когда пришел в палату и застал меня после нескольких часов мучительного выкидыша? — полностью севшим голосом безэмоционально спросила девушка, силясь сфокусироваться и рассмотреть его лицо. — Ты растоптал меня, Рома. Своим отношением. Заблаговременно вынесенным вердиктом.

Элиза, продрогшая, откинулась на спину и взглянула в ночное небо над головой. Легче было говорить, не видя его глаз.

— А ведь я не участвовала в игре. И потеряла ребенка не из-за физических увечий, как ты решил для себя. Удивительно, Разумовский, но ты настолько был уверен в этой версии, что даже не услышал, как врач, давая рекомендации, упомянула про последствия стресса. Будто тебе не нужна была эта правда.

— Почему ты не сказала? Почему позволила заблуждаться? — она не различала оттенков, с которыми он произносил слова.

— А зачем? Если ты изначально выбрал быть в заблуждении? Я должна была… что? Оправдаться и умолять простить? А ты? Вместо того, чтобы обнять меня и помочь пережить потерю, ты провел черту между нами, и я не посмела её пересечь. Кто я такая в сравнении с Вами, Роман Аристархович…

Неожиданно он схватил её за запястья и рывком поднял, вынуждая сесть. Затем встряхнул, будто стремясь привести в чувство, и гневно процедил:

— Хотя бы теперь ты понимаешь, насколько это было глупо с твоей стороны? До жестокости глупо! Чего ты этим добивалась?! Зачем надо было выносить всё в одиночку? Что ты хотела этим доказать?!

Девушка сморгнула влагу и уставилась ему в глаза. Они метали праведные молнии, но почему-то сейчас, излив свою горечь, Элиза осталась равнодушной к такому проявлению его ярости.

— Ты злишься, потому что в этой истории стал отрицательным персонажем?

Он выпустил её так же резко. Отшатнулся и уставился с неверием. Затем чертыхнулся и провел пятерней по волосам.

— Господи, Элиза, ты же ищешь во мне подтверждение каждому своему страху!

Она печально усмехнулась.

— Как и ты, Рома, как и ты…

Девушка потерла ноющие веки, забыв о том, что у неё испачканные пальцы. И как только крупицы грязи попали на слизистую, зажмурилась от жуткого зуда.

А в следующее мгновение бережными движениями ей стали оттирать тканевым платком последствия этой беспечности.

И Элиза снова бесконтрольно всхлипнула, почувствовав себя жалкой и никчемной. Не такая забота ей сейчас была нужна, не такая…

— Отвези меня, пожалуйста, домой, — попросила жалобно и закашлялась.

Разумовский встал на ноги и протянул руки к её предплечьям, чтобы помочь.

— Не трогай! Не хочу…

Под его осуждающе-грозный взор девушка отряхнула одежду и поднялась.

Мужчина молча развернулся и пошел вперед. Она — ковыляла сзади. Никто из них не вспомнил о том, что надо попрощаться. Да и показываться перед родными в таком виде — не лучшая идея.

Рома был зол. Элиза понимала, что такой неприглядный ракурс стал для него своего рода обвинением. И он явно считал, что незаслуженно. А у неё на этот счет были свои видения.

Девушка просто устала. Устала доказывать, что чего-то достойна. Любви, уважения, справедливого отношения… И того же чертового понимания от других!