Всю субботу девушка провалялась ничком, видя тревожные сны, больше напоминавшие флешбэки из парижского прошлого. Почему-то в памяти всплывали лица девочек-моделей, которых, казалось, Элиза давно забыла. И не только их. Но и неприглядную неглянцевую сторону модельного бизнеса.

Например, самой ужасной в её представлении была история китаянки Нинг. Девушка потратила невероятные суммы денег на то, чтобы удлинить ноги и руки, пройдя жесткую реабилитацию и потеряв при этом несколько лет своей жизни. Ей нравилось рассказывать о пережитых испытаниях, которые, по её собственному мнению, помогли ей взлететь.

Судьбы остальных девчонок тоже были довольно стандартными: они практически с детства мечтали стать моделями и осознанно шли к этому, начав карьеру в подростковом возрасте. И не только рьяно боролись за своё место под солнцем, но и дорого платили за него. Среди них было немало тех, кто подвергался домогательствам со стороны букеров[1], фотографов и других действующих в этой цепочке лиц. Была парочка нефартовых, переживших и насилие.

Если поначалу Элиза мысленно поражалась, как они продолжают вариться в этой среде после всего, что перепало им на долю, то потом девушка осознала простую истину. Эти люди по-своему больны. Фанатичны до истеричности. У них подорвана психика, будто прощание с нервной системой — главное условие данной отрасли. Не у всех, конечно. Но точно — у подавляющего большинства.

За год участия в дизайнерских показах и различных съемках Элиза сделала вывод, что этот адский труд совершенно того не стоит. Если бы не её отрешенность и умение держаться особняком, а также боль неразделенной любви, из-за которой всё вокруг меркло, она вполне могла бы сойти с ума среди такого контингента. Нужно было иметь стальной стержень, чтобы тебя не сожрали предельно требовательные работодатели и другие завистливые модели. Не реагировать на агрессию и провокации, не вмешиваться в постоянные потасовки и закрывать глаза на подставы, которые в коллективе были не редкостью. А еще — не обращать внимания на болезненность, невменяемость и срывы. Расстройство пищевого поведения, прием антидепрессантов, а иногда — и наркотиков.

Быть может, ей удалось более-менее нейтрально пройти этот путь, потому что рядом была Ася, которая страховала и готова была зубами разорвать любого обидчика, чувствуя ответственность за Элизу. А, возможно, дело действительно в том, что девушка находилась в туманной серости и часто даже не замечала, что происходит. Она жила роботом, четко выполняющим указания. И работала, бывало, по шестнадцать-восемнадцать часов в сутки, если речь шла о съемках для каталогов. Там забывалось собственное имя, а не просто события из жизни. А потом, когда в конце ты видел красивую сочную картинку как результат, сам собой напрашивался вопрос: неужели вот ради этого девушки готовы терпеть все мучения? Невыносимые погодные условия — если кадры снимают на улице, слепящий свет прожекторов, вспышек, исходящий от них адский жар, отсутствие стеснительности, когда тебя в четыре руки между сменой образа переодевают женщины-работники, совершенно не церемонясь и не заботясь о твоем комфорте. Антисанитария среди визажистов, пренебрегающих элементарной гигиеной, нарушенный сон, гормональные скачки и многое другое.

Если ставить себе целью славу и популярность — для кого-то эта цена вполне приемлема.

Элиза ставила другую цель — забыться. И терпеливо проживала так месяц за месяцем. Поэтому жизнь, как таковую, в первый год своего пребывания в Париже она не помнила…

Только такими кошмарными обрывками в полудреме подобное существование и может являться тебе спустя несколько лет…

К ночи девушке стало хуже. Появился надсадный кашель. Пришлось с прискорбием признать, что заболела, и заказать лекарства через курьера. После приема которых она снова уснула на долгие часы.

Воскресенье прошло в схожем режиме. За исключением того, что Элиза заставила себя поменять мокрое постельное белье на свежее и принять душ, чтобы смыть липкий пот.

Её состояние смело можно было назвать прострацией и даже бредом. Девушка не понимала зачастую, спит или бодрствует, словно балансировала где-то между.

Ощутимо ныл и пульсировал шрам на руке, который она неконтролируемо чесала, пытаясь отогнать назойливые воспоминания, ставшие продолжением вчерашних флешбэков. Но в какой-то момент, вновь провалившись в тягучую полудрему, всё же ослабла настолько, что отпустила сопротивление, и поддалась играм беснующейся памяти. Вспомнила тот самый день, поставивший точку в её метаниях.

Мужчин было очень много. И в окружении Аси, и в повседневной жизни. Какая-то часть из тех, кто пытался добиться внимания Элизы, поначалу была очень настойчива, но энтузиазм вскоре разбивался о её стойкое равнодушие. Состоятельные среди них пытались купить девушку дорогими подарками, один раз дело дошло до абсурда — под окнами квартиры стояла новая машина, перевязанная лентой. С трудом удалось уговорить убрать это нелепое позерство. Но подарки поменьше Ася заставляла её брать: брендовую одежду, парфюмерию, украшения, сертификаты и даже путевки на курорты. Ну, как заставляла… сама принимала их и ставила Элизу перед фактом, мол, всё — уже твое.

А менее состоятельные «радовали романтикой» — цветами, стихами и… идиотскими обещаниями то украсть, то покончить с собой. Это всё напоминало девушке раннюю юность, когда она окончательно смирилась с тем, что достойные парни, которые могли бы ей понравиться, избегали её, считая слишком недосягаемой, а вот идиоты и самоуверенные ничтожества — наоборот, одолевали со всех сторон.

Бывало, Элиза смотрела на очередного ухажера в суете этих фальшиво сверкающих для неё дней и размышляла, почему не может хоть кому-то из них дать шанс. Злость на свою собственную никчемность и несостоятельность как женщины копилась в ней очень долго. Сначала это были ненавязчивые звоночки где-то там на дне сознания. Но со временем они незаметно становились всё громче и громче. И в один прекрасный момент вылились в дикий шквал вопросов, стоящих в ушах на репите.