Мама побледнела сильнее.

— Лекси, ты не захочешь с ним знакомиться.

Я раздраженно вздохнула.

— Это не тебе решать, — мой голос повысился от гнева.

Мама скрестила руки на груди.

— Я твоя мать, а ты мой ребенок, так что, решать мне.

Я поднялась со стула так быстро, что он со скрежетом проехался по полу.

— Я не ребенок! — крикнула я.

Она подняла бровь.

— Неужели? Потому что у тебя прекрасно получается закатывать истерику.

— Серьезно? — прошипела я. — Ты называешь истерикой мое желание узнать своего отца? Это мое право! — крикнула я. — Я должна знать, что во мне такого плохого, что мой родной отец даже не хочет меня знать.

На этот раз я закончила шепотом.

— Однажды ты сделала этот выбор за меня, но теперь я достаточно взрослая, чтобы усомниться в нем и понять, почему ты его сделала. Килл был раздавлен смертью отца. Он сделал бы все, чтобы вернуть его. А мой отец жив. Я обязана узнать, кто он такой. Ты мне это должна.

Мама шагнула вперед. Ее глаза светились обидой и болью. Я внутренне вздрогнула от мысли, что стала причиной этих чувств, но осталась стоять на своем. Мне это было нужно. И я это получу.

Она взяла меня за руку.

— Ты права, — сказала она, наконец. — Ты заслуживаешь знать. Но я не хочу тебе говорить. Не потому, что хочу отнять у тебя отца, а потому, что хочу спасти тебя от него.

Мое сердце замерло.

— Не понимаю.

Мама грустно улыбнулась.

— Мне хотелось держать тебя в блаженном неведении. Это еще одна часть той тьмы, которую я не хотела, чтобы ты видела. Знала о ней. — Она вздохнула. — Это всегда было несбыточной мечтой. Моя девочка слишком умна, чтобы не обращать внимания на тьму. Твой отец, он плохой человек. Не в том смысле, как отец Уайатта считает себя лучше других, или отца Сэма, который слишком много пьет. — Она сделала паузу. — Он даже хуже отца Ноя, детка.

Мой желудок скрутило. Мама знала об отце Ноя больше, чем я предполагала. Не стоит удивляться, за своим сарказмом и юмором она видела очень многое. Спазм в желудке означал, что раз отец Ноя был плохой новостью, чего тогда стоило ожидать от моего отца.

— Хотела бы я сказать тебе другое, дорогая. Что он был просто глупым мальчишкой, не готовым стать отцом, и тогда ты могла бы отыскать его. И вдруг этот глупый мальчишка превратился в хорошего человека. Но этого не будет. Он мог стать только хуже. Хуже, чем раньше. — Она сжала мою руку. — Он и раньше был чертовски плохим. Помнишь мои слова, что я буду защищать тебя от всего и вся, что может причинить тебе вред?

Я медленно кивнула.

— У меня разрывается сердце, когда я говорю тебе это, куколка, но твой отец попадает под эту категорию.

Я уставилась на нее, эти слова, как кислота, обжигали мой желудок.

— Мне очень жаль, Лекси.

Она попыталась заключить меня в объятия. Я уклонилась от них. Проигнорировала обиженное выражение ее лица.

— Зейн знает? Он знает что-нибудь о моем отце?

Она медленно покачала головой.

— Нет, Лекси. Он бы… — Она замолчала.

Я знала, что она хотела сказать. Зейн защищал мою маму, нас обоих. Я сомневалась, что мой отец надолго остался бы неизвестным, узнай Зейн о нем правду.

— Зейн не знает. Ему не обязательно знать, — продолжила она.

Я в шоке уставилась на нее.

— Ему не обязательно знать? — повторила я. — Мама, он твой парень! Он твой человек. Он рассказал тебе о Лори. Он ни с кем не разговаривает, но разговаривает с тобой. Со мной. Он должен знать!

Я снова повысила голос, и она прищурилась.

— Я не согласна, — выдавила она. — Ему не нужно знать то, что может вернуть его обратно во тьму.

Я поджала губы. Мне не хотелось это признавать, но небольшая часть меня понимала ее. Зейн, возможно, и защищал ее, но и она защищала его. Она любила его и умерла бы, защищая тех, кого любит.

Мама снова попыталась подойти ко мне, чтобы утешить.

Я отступила и направилась к своей комнате.

— Сейчас мне нужно побыть одной, — сказала я ровным тоном.

Она вздрогнула, но кивнула.

Я повернулась и пошла в свою комнату.

— Куколка, я рядом, когда ты будешь готова поговорить, — окликнула меня мама.

Не оборачиваясь, я зашла в свою комнату и закрыла за собой дверь. Хотел ею хлопнуть. Хотела закричать. Устроить в своей комнате погром. Теперь я понимала Килла. Злиться было намного проще. Защитный механизм, который отвлекает вас и скрывает правду. Злость была проще реальности. Осознания того, что мой отец был монстром. Мама не сказала этого прямо, но это было очевидно. Иначе она не стала бы прикладывать все усилия, чтобы сбежать от него. Иначе на ее лице не было бы такого испуганного выражения.

Я подошла к столу и взяла наушники и телефон.

Большую часть детства я представляла своего отца героем, слишком занятым спасением мира, чтобы быть со своей семьей. Я мечтала, что однажды он придет и спасет нас. И ни разу за свою жизнь я не представляла его злодеем.

***

Несколько часов спустя я находилась в том же положении: лежала на кровати, смотрела в потолок, пока в моих ушах ревела музыка, а в сознании крутились одни и те же мысли. Теперь стемнело. Я пропустила ужин. Все ждала, что мама постучит в мою дверь и попытается уговорить выйти. Я боялась этого. Она этого не сделала. Она знала меня. В тех редких случаях, когда меня накрывало плохое настроение, она оставляла меня в покое. Знала, что я, не торопясь, разбираюсь с вещами, и уважала это. Если не считать ссоры из-за Зейна месяц назад, мы никогда не ссорились. Не в серьез. Это убивало меня, потому что мне нужно было с кем-то поговорить. А с мамой я говорить не могла. В таких случаях я звонила Аве или Стиву. Но с ними теперь тоже не поговорить.