Мама улыбнулась сквозь слезы, и даже глаза Зейна слегка блеснули.

Мы направились туда, где должны были... похоронить Аву и Стива. Эмма взяла меня за руку.

— Как ты, Лекс? — прошептала она, и ее голос снова стал мучительным.

— Дерьмово, — просто сказала я.

Раньше я не сквернословила. Когда была невинной Лекси. Той, кто не видела смысла в ругательствах. Теперь я поняла, что бывают ситуации настолько ужасные, что для их описания нужны столь же резкие слова. Только с Эммой я могла быть по-настоящему честной. Я не хотела рассказывать маме, что моя жизнь, как мне казалось, разваливается на части. Она так старалась держать себя в руках. Зейн помогал ей в этом.

— П-просто не верится, что их нет, — мой голос сорвался от слез.

Эмма сжала мою руку.

— Мне тоже, Лекс, — ответила она. — Не знаю, что сделать, что сказать, чтобы тебе стало легче.

На этот раз я сжала ее руку.

— Ничего не надо, — прошептала я. — Одно твое присутствие помогает. Я так скучала по тебе.

— Я тоже скучала по тебе, Лекс.

На разговоры с лучшей подругой времени у меня не было, потому что мы дошли до того места, где будут похоронены две трети самых важных людей в моем мире.

В руке я держала гитару. Мои пальцы зависли над струнами. Я не играла с тех пор, как… моя жизнь не разделилась на «до» и «после». Я не могла. Будто забыла, как это делать. Возможно, потому, что музыка была моей душой, а сейчас моя душа была растерзана. Я не могла играть с растерзанной душой. Я посмотрела на надгробия над двумя ямами в земле, куда опустят Стива и Аву. Вместе. Бок о бок. Они будут друг с другом. Мне пришлось играть. Я не могла позволить им в молчании опуститься под землю. Не прощаясь. Я знала, что сейчас они не услышать слов прощания, слетающих с моих уст, но, возможно, они услышали бы их, исходи они от моей души.

«Будь смелой, душа моя».

Недолго думая, мои пальцы задвигались, задевая струны. Высоко подняв голову, я звонким голосом начала петь «Over the Rainbow», надеясь, что песня донесется до небес.

***

— Убиты? — повторила я, и от этого слова мой голос сочился горечью.

Мама сжала мои руки, ее лицо оставалось спокойным в попытке быть сильной ради меня. Но ей не удалось скрыть того, что я видела в ее глазах. Боль. Агонию.

Только сейчас, поздно вечером после похорон, сидя в номере отеля, мне пришло в голову спросить о причине смерти Стива и Авы. Казалось бы, стоило узнать об этом раньше. Это довольно важная информация. Но когда горе окутывает ваш разум, как густой и ядовитый туман, забываешь обо всем, кроме страдания и того факта, что двух любимых людей больше нет. Вы не сосредотачиваетесь на том, что послужило причиной их смерти.

— Да, малышка, — прошептала она.

Я почувствовала это. Боль. Агонию. И что-то еще. Ярость. Раскаленную добела и настолько чуждую, что не совсем понимала ее силу, пока она не распространилась по моим венам.

Убиты.

Кто-то намеренно забрал их из этого мира. Украл. Убил двух человек. Двух самых добрых, веселых и лучших людей, которых я знала.

Мою семью.

Кто-то украл их, вонзив кинжал мне в сердце.

— Как? Почему? — выдохнула я.

Мама вздрогнула и погладила меня по щеке.

— Куколка, тебе не нужно…

— Как? — прервала я ее, резким, словно лезвие, рассекающее воздух, голосом.

Мама замерла и глубоко вдохнула, посмотрев вниз, прежде чем встретиться со мной взглядом.

— Их застрелили, дорогая. Причин мы не знаем, — почти прошептала она.

Застрелили.

С этим знанием я почувствовала, будто пуля прошла сквозь мое тело. В голове возникли образы убитых выстрелом людей из программ, криминальных сериалов и книг. Кровь. Пустые глаза. Я попыталась представить Аву в залитом кровью костюме от Chanel. Угасшие навсегда глаза Стива. Интересно, больно ли это. Было ли им больно, когда это произошло. Как долго длилась эта боль. В тот момент моя голова казалась слишком тяжелой, чтобы выдержать эту новость, поэтому я позволила ей опуститься. Затем судорожно вдохнула и приложила все силы, чтобы поднять ее обратно.

— Нападавших поймали? — спросила я, встретившись взглядом с мамой.

Мама медленно покачала головой.

Я стиснула зубы. Затем посмотрела на Зейна, стоявшего рядом с мамой, положив руку ей на затылок. Его лицо тоже ничего не выражало, но в глазах читалась нежность, иная, чем раньше. Более открытая. С того ужасного дня на барбекю в его защите появилась брешь, и он открыто, в манере Зейна, демонстрировал, как сильно заботится о нас.

Было приятно это видеть. Более чем приятно. В любой другой момент так и было бы. Но сейчас казалось, что ничто в мире больше никогда не будет хорошо. Счастье походило на сказку, в которую верили только дети. Потому что, как может существовать счастье в мире, где теряешь любимых людей, где одни могут убить других и не быть пойманными?

Я встала на трясущихся ногах, и мама поспешила заключить меня в объятия.

— Куколка?

Я отстранилась от нее.

— Мне просто нужно…

Я замолчала. Что мне нужно? Машина времени? Лоботомия?

Киллиан. В этот момент я нуждалась в нем, а он находился за тысячи миль отсюда.

— Побыть одной, — закончила я.

Мама не выглядела счастливой по этому поводу, но кивнула.

Когда я снова встретилась взглядом с Зейном, он пристально посмотрел на меня, а затем схватил так, что поглотил своим большим телом, обвивая меня руками. Я погрузилась в его объятия и позволила себе почувствовать часть той безопасности, которую он излучал.