Глядя, как напарник корчится на гравии, Борис и представить себе не мог, в чем истинная причина этого приступа дурноты. Там, в глубине зала, Максим только что увидел своих родителей.

С каждым километром, отдалявшим внедорожник от владений Детей Гайи, боль, терзавшая внутренности Максима, стихала. Он задышал свободнее, пульс снова вошел в норму, а рассудок мало-помалу высвобождался из того тумана, в котором пребывал последние часы.

Что до Бориса, он клокотал от негодования, стиснув зубы и вцепившись в руль. Машину он вел в агрессивной манере, и его пассажира бросало вправо-влево на каждом повороте. Однако молчание коллеги стало жутко действовать ему на нервы, и через несколько минут он не выдержал.

– Может, объяснишь? – на удивление спокойным голосом сказал он.

Затишье перед бурей, подумал Максим.

Прежде чем заговорить, он промочил пересохшее горло глотком из фляжки Бориса. У жидкости был металлический привкус, похожий на привкус крови.

– Это сложно… подобные места и люди… я их с трудом переношу.

– Да, это я уже заметил! Что на тебя нашло? Ты уничтожил единственный реальный след, который у нас был!

– Эта женщина ничего не знала.

– Опять твоя хрень «синер-не-разбери-что»?

Максим еще не видел, чтобы он так выходил из себя, но вспомнил, что знаком с Павловски всего два дня.

– Она ничего не знала, – повторил он тихо, даже вроде бы не обращаясь к Борису.

Под колесами машины бежал асфальт, а Максим, казалось, уставился в какую-то точку вдали, в пустоте. Футболка под толстовкой с капюшоном промокла от пота, и его уже била дрожь.

– Как бы то ни было, после учиненного тобой скандала их двери для нас закрыты. Вернуться мы сможем только с постановлением прокурора. Но будет слишком поздно. – Русский переключил передачу на подъеме. – Мне не остается ничего другого, как отметить это происшествие в рапорте.

– Поступай, как должен, – пожал плечами напарник.

Когда дорога выровнялась, Павловски, не раздумывая, газанул. Перед ними уходила вдаль прямая линия шоссе, и он часто с грозным видом косился на Максима. Тот не обращал внимания.

– Так вот почему тебя отстранили, верно? Ты по какой-то причине слетел с катушек и начал швыряться…

– Красный! – прервал его Максим.

Борис ударил по тормозам, и «форд» резко остановился в визге шин, скребущих асфальт.

Долю секунды спустя машину сотряс новый толчок. Сзади в них врезался автомобиль.

Павловски стремительно выскочил из кроссовера и заорал на рассеянного водителя:

– А повнимательней нельзя было?!

– Но вы же резко затормозили! – ощетинился тот.

– Вы обязаны контролировать свою машину: безопасное расстояние не зря придумано! К тому же я остановился на красный!

Павловски наклонился, рассматривая повреждения, и напряжение немного спало. Вторая машина лишь чуть помяла задний бампер его объемистого «форда». Никакого повода для переживаний. Что до другой машины, у нее чуть деформировалась решетка радиатора – тоже не трагедия.

На какое-то мгновение у Максима мелькнула мысль принять участие в пререканиях, но он быстро одумался и просто опустил стекло, чтобы следить на расстоянии.

– Что будем делать? – спросил второй водитель.

– Как это – что будем делать? Ничего не будем, – отозвался Борис совершенно спокойно. – Нарушили вы, с моей машиной все в порядке; сожалею о вашей, но разбирайтесь сами с вашей страховой.

– Вы ведь это не серьезно? Вы ехали на большой скорости и неожиданно ударили по тормозам! К тому же ваш большой внедорожник перекрывал мне обзор, и я не мог заметить, что светофор переключился на красный.

– Советую перечитать правила дорожного движения, – бросил Павловски, огибая свою машину.

– Я швейцарец, и у нас решительно разные взгляды на подобные вещи!

В крайнем раздражении жандарм обернулся и сунул тому под нос свое удостоверение, слегка распахнув куртку, чтобы стала видна кобура с «зиг-зауэром».

– Послушайте, похоже, вам не повезло. Мы во Франции, и здесь закон – это мы!

Лицо швейцарца омрачилось, он отступил на шаг. Бросил последний взгляд на свой помятый радиатор и раздосадованно пожал плечами. Под инквизиторским взглядом Бориса он молча сел за руль. Нет сомнений, что, когда авто тронется, французская жандармерия услышит много нелестного в свой адрес.