Пижама в лоскуты, на коже порезы и ссадины, под глазами круги от недосыпа. Я выглядела ужасно, как беспризорница, которую оставили на улице.

Из голоса пропала былая дерзость, а поза так и кричала о ничтожности. Если Тео поймет. Если догадается, насколько я жалкая, то бросит меня. Откажется от меня, как от балласта, каким я и являюсь. Бесполезная, беспомощная. Меня выкрали на пороге маминого участка. Я ни разу не помогла ему в тяжелом «квесте» по выплате долга. Только мешалась. Вот какая я. Надежда Рязанова. Самая трусливая из Рязановых. Самая пустая. Самая жалкая.

Когда женщина притянула меня поближе и впилась острыми ногтями в шею, я взвыла. Боль развязала язык, и наружу вырвалось то, что я держала в себе так долго. То, что скрывала от Тео, от друзей, от одногруппников. Даже от мамы.

— Я… я… заплачу, — задрожал голос. Я отвела взгляд от Теодора и вдавила его в пол. — Я расскажу тебе все, что захочешь! Все мамины секреты! Она оставила библиотеку и комнату. Там ее ингредиенты, ее книги, ее знания! Я все отдам! Только не трогай меня!

Маска треснула окончательно. По щекам побежали теплые слезы, тело задергалось, как рыба на суше. Назад пути нету. Я мертва. Тео меня бросит, поэтому я рассчитывала на себя.

— Надя… — потерянно прошептал Теодор.

Парень и девушка перед ним шелохнулись. Девушка подхватила с земли собаку, и они оба забежали Теодору за спину. Похоже, он подготовил какой-то план. Подменил чертей на настоящих людей, но провалился. Его раскрыли.

— Мне не нужны секреты ведьмы, дитя, — покачала головой Ведущая. Кажется, так ее звали? — Я видела то, о чем люди слагают легенды.

— Мама прожила очень долго! Дольше обычных людей! — выпалила я на одном дыхании. — Отпусти меня. Я все расскажу.

— Заманчиво. — Она не отводила глаз от Теодора. Давала понять: я — букашка. Меньше, чем букашка. Вещь. Говорящий торшер. Всего лишь предмет обмена. Ведущая обратилась к Теодору, а не ко мне: — Отказываюсь. Мы хотели разжиться ангелом и должником. Но обойдемся только последним. Очень жаль.

Вот и все. Меня превратят в статую. Продадут мистику, который работает с Ничтожными.

Я обмякла. Силы покинули меня. Тревога отдалилась, и в бурлящем ранее разуме появилось смирение. Иначе и быть не могло. Меня изначально поставили в невозможные условия. Мистиком не стать. Себя не защитить. Мы с Теодором были одни против Совета, против всех. Но и он меня бросит.

— Мы можем договориться, — вытянул он руки ладонями вперед. — Найти другой выход.

Что он делает? Почему не бросает меня?

По его лицу стекали капли пота, глаза были округлены, а плечи дергались. Мои слова, казалось, прошли мимо него. Словно он не услышал ничего нового. Словно и так знал, какая я на самом деле.

Нет. Невозможно. Перед ним я всегда играла роль дерзкой сестры. Временами проступали настоящие чувства, но я спешила избавиться от них тут же. Затолкать поглубже, где никто, даже я, не найдет их.

Тео видел «меня». Маска не была помехой для него.

«Он знал о моих вкусах, — напомнила я себе. — Знал, хотя не должен был».

— Нет, — ответила Ведущая. — Будьте добры, покиньте выставку. Вы больше не желанные гости. Моя Пляска покинет город с девчонкой. Мы уйдем. Оставим вас в покое.

— Я призову ещё ангела! — воскликнул Тео. На последнем слове голос истончился до писка. — Мы пленим его и…

— О нет! Нет! Мне не нужен такой ангел. Приходя сюда, я надеялась встретиться с теургом. Человеком, что заключает с ангелами сделки. Но встретила лишь ребенка. Мне жаль потраченного времени. Только и всего.

— Ладно. — Тео опустил взгляд в пол. Его руки опустились вдоль тела и закачались, как веревки на ветру.

Зато короткое время, что я знала Теодора, научилась читать его язык тела. Он говорил и действовал как герой сказки. Детской сказки. Тео представлял собой кальку белого рыцаря. Спасителя прекрасной дамы. Он был добр и совершенно бесхитростным. На нем был налет «Рязановых» — некие черты, которые выдавали в нем маминого ребенка. Но они меркли по сравнению с другими особенностями.

Времена в его поведение проскакивало нечто противоречивое и чувственное. Нечто человеческое. И сейчас в мимике и жестах Теодора читалась усталость. Он сдался.

На секунду. Всего на жалкую секунду шепот в моей голове, что шептал об ужасных исходах, утих. А по телу растеклась обманчивая теплота. Я ждала этого так долго. Момент истины. От меня отказался даже Теодор.

Вторя моим мыслям, «брат» поднял взгляд на Ведущую и медленно, почти шепотом, произнес:

— Последнее предложение. Забирай сестру. Но я хочу обменять один из ваших экспонатов.

Ведущая хмыкнула. Ее рука на моей шее чуть расслабилась, ногти до сих пор врезались в кожу. Легкое движение вызвало новую вспышку боли. Я поморщилась.