Судя по всему, двое моих пленников магами не были, но вот амулеты и защитные артефакты при них имелись. Почему не стал полностью разоружать их в гостиной? Во-первых, боялся девочек разбудить, а во-вторых, кто бы стал потом отмывать кровь со стен и мебели и заделывать дыры в стенах. У нищего аристократа слуг нет.

По тропинке, ведущей к капищу, бандиты дошли сами, без понуканий, такое ощущение, что Перун подсвечивал им тропинку, чтобы не заблудились, только вот за линию частокола ребята добровольно зайти не захотели, и я не говорю о том, чтобы лечь на жертвенные камни, добровольно подставив шеи…

За несколько шагов до ограды дома богов, раздался щелчок пальцев. И мои пленники одновременно шагнули с тропы в разные стороны, одновременно начав действовать. Семен, не глядя кинул назад, небольшой метательный нож, но только специалист по мокрым делам сам себя перехитрил. Если бы он сделал то же самое где-то на тропинке, я бы мог попасться, получив увесистый кусок отточенного металла в грудь или в шею, но душегуб начал действовать уже у ограды капища, когда уже всем стало ясно, что за забор их вести я не собираюсь. Нож, серебренной рыбкой, закувыркался снизу-вверх и пролетел над моей головой, так как я уже упал на одно колено, вытянув вперед ствол своего револьвера. Фридрих Адольфович, еще в повороте успел вытащить из-за пояса плоский и элегантный, как и сам хозяин, двуствольный диллинджер- «вертикалку», когда я выстрелил. Фридриху надо было либо стрелять, либо активировать амулет на шее, чтобы запустить защитное магическое поле, он же замешкался, не зная, что делать, в следствии чего, не успел ни того, ни другого.

Семен был очень быстрым. Не знаю, вследствие, надетого на запястье, магического браслета, или сам, по природе своей, но боевик развернулся и бросился на меня, когда вторая пуля из моего револьвера ударила его в грудь. Семена ранение не остановило, он прыгнул и сбил меня с ног, в результате чего мы повалились в кусты, причем я лишился и трости и револьвера. В спину нестерпимо кололи обломанные ветки, Семен, тяжело сопя, сомкнул свои ручищи на моей шее и начал душить, да так рьяно, что я понял, что через несколько секунд умру. Отбросив остатки цивилизованности, я сумел выдернуть свои руки из-под локтей противника и обхватив потное лицо Семена, вдавил свои указательные пальцы в глазницы боевика. Семен закричал и скатился с меня, после чего дернулся и захрипел, лежа на спине.

Я встал на корточки, вытянул из куста свою трость и, опираясь на нее, начал подниматься. В легких горело огнем, шея не шевелилась, а, Фридрих, зажимая рукой живот, скрежеща зубами, полз к Семену, вернее, к его, откинутой в сторону руке, с синеющим, всполохами магии, браслетом.

Несмотря на то, что мне было невыносимо больно дышать и держать голову, на своих ногах, опираясь на трость, я добрался до руки Семена быстрее, и вытащив узкое лезвие, упер его конец в шею Фридриха.

— Давай договоримся…- торопливо зашептал «нотариус»: — Отдай мне браслет, он лечебный, я немного подлатаюсь и уйду отсюда, и ты обо мне никогда не услышишь. А деньги? Деньги забирай себе, я боссу скажу, что ничего не выйдет, что у тебя такая крыша, что не стоит к тебе лезть. Отпусти…

Сука. Подручный Семен, имея на руке лечебный браслет, до последнего пытался убить меня, уничтожить врага, а этот, просрав все полимеры, не сумев воспользоваться ни оружием, ни защитой, пытается выторговать свою жизнь!

— Сколько человек убили по твоей наводке, а, нотариус? — я уколол Фридриха в ухо, отчего по шее «благородного» бандита побежала струйка крови.

Фразу «Сегодня было в первый раз», Легостаев почему-то выдавить из себя не сумел, поэтому, собравшись с силами, он закричал в темное небо: — меня заставили!

Я ухватил его за воротник, и, навалившись, потащил мимо частокола, к жертвенному камню, к ногам, безучастно глядящих перед собой, идолов. На жертвенном камне Перуна я, преодолев сопротивление Фридриха сорвал с него пару колец и амулет с шеи, которые положил на камень перед Мокошей, после чего пошел за Семеном. Крупное тело бандита я тащил, эти последние двадцать метров, минут пятнадцать, не меньше. Когда мы с Семеном прибыли в его «пункт назначения», вместо тела «нотариуса» на камне булькала и пузырилась, какая-то черная и тягучая субстанция. С руки Семена я снял медицинский браслет, который я тоже возложил к ногам Макоши, а двуствольный диллинджер и пару ножей пожертвовал Перуну. Вот теперь всё. Боги утилизируют тела бандитов и их имущество, параллельно отправив их черные души в местный филиал ада, а мне надо бежать, разбираться с группой поддержки, которая, я уверен на сто процентов, должна наблюдать за воротами усадьбы. На, заброшенное на жертвенный камень, уже холодеющее тело Семена, я положил конверт плотной бумаги, в котором лежала доверенность на представительство по покупке моей усадьбы. Данные Семена мне были неинтересны, а вот личность того, кто послал ко мне этих ребят, я запомнил накрепко.

Глава семнадцатая.

Как я и ожидал, коляска с запряженной в нее лошадью, стояла за углом большого доходного дома, метрах в ста от наших ворот. То, что это не мирный извозчик, ожидающий припозднившегося пассажира, стало понятно с первых секунд наблюдения — под поднятым пологом пролетки, громко и азартно вопя, резались в карты несколько человек, а, на углу дома, стоял еще один тип, неотрывно наблюдающий за воротами моей усадьбы.

В ночной тишине голоса и мат бандитов, а, кем были эти типы, я не имел никакого сомнения, разносились далеко, вот только, меня смущало отсутствие реакции со стороны местных сила правопорядка на полнейшее неуважение к правилам общественного благочиния. Я понимаю, что ближайший постовой полицейский сидит в своей будке в половине версты отсюда и ничего не слышит, но дворник, состоящий на окладе в местном МВД, где обретается?

Дворника я нашел у ворот доходного дома, слава богам живого, но не способного к активным действиям. Какая-то добрая душа угостила труженика двумя бутылками какой-то алкогольной дряни (когда я понюхал горлышко одной из, валяющихся под скамейкой, бутылок, меня передернуло от отвращения). И теперь дворник крепко спал, своим громким храпом заглушая вопли картежников.

Я тоже добрая душа, поэтому снял с усталого пролетария его картуз, фартук с номерной бляхой, а дворника положил на скамейку, лицом вниз, после чего, напялив на себя трофеи, подобрав с тротуара измочаленную метлу, нетвердой походкой, опустив голову, двинулся в сторону нарушителей спокойствия.