Шрифт:
Через месяц Герман отдал свидетельство о разводе и мои документы. Как рабыне, которую выгоняют. Немного денег и телефон.
— Вам лучше начать новую жизнь, — сообщает он, рассматривая мое зеленое лицо. Утром меня полоскало, и я уверена, что сейчас он все поймет и доложит бывшему. — Вам серьезно досталось, Вера. Но нет беды, после которой нельзя встать на ноги. Я отвезу вас куда скажете.
Я сажусь в машину.
На улице, кажется, август. На мне футболка и джинсы, которые едва сходятся. По мне еще не скажешь, что беременна, хотя видно, что изменилась фигура. Я за этот срок даже в зеркало себя не рассматривала, боясь, что заметят.
Я свободна, но больше не радуюсь этому.
Ян оставил мне подарок, с которым я не знаю, что делать. Из плена я вернулась измученная, униженная и беременная.
Ян отомстил по полной.
Я прошу отвезти меня на вокзал — там легче запутать следы. Первое время не верю, что Ян оставит меня в покое. Снимаю комнату. И первым делом встаю боком перед зеркалом: живот еще маленький, но уже видно, что внутри что-то растет… Раньше он был плоским, а теперь выпирал чуть ниже пупка. К счастью, кроме меня этого еще никто не замечает.
На следующий день я иду на прием к гинекологу, где мне насчитали четырнадцатую неделю. Я думаю, было ближе к пятнадцатой. Точные даты вспомнить сложно.
— Вам поздно делать аборт. Теперь можно только по медицинским показаниям, а у вас здоровый плод, — она смотрит в мое убитое лицо, а затем роется в сумке и достает визитку центра помощи женщинам. — Вам помогут, обратитесь, там помогают всем.
Я туда не пошла.
Жизнь была закончена.
Больше всего я корила себя за этот визит к врачу. Смысла туда ходить все равно не было, зато меня мог отследить Ян. Паспорт я взяла левый — позаимствовала у дочки квартирной хозяйки примерно того же возраста. Но за мной могли следить.
Неделю я лежу в кровати, убитая и раздавленная обстоятельствами. От свободы меня отделил один сраный месяц, после которого я не смогла сделать аборт. Но это лучше, чем вариант, в котором Ян узнает о беременности… Намного лучше.
Я зашевелилась вместе с шевелениями в животе. Они четко говорят, что пока я лежу, несчастная, жизнь идет дальше и меня не ждет. Ребенок растет. Роды неминуемы. И что мне делать теперь, черт возьми?
К страху оказаться запертой на всю жизнь вместе с Яном, прибавился еще один: если он узнает, что я скрыла правду… Не знаю, чем все кончится.
Скрыла ребенка.
Посмела забеременеть.
Не уверена, что он будет счастлив, узнав, что шлюха, от которой он с таким трудом избавился, от него понесла.
— Как я тебя ненавижу, Ян, — вздыхаю я, садясь на кровати, что на шестом месяце непросто.
Я устала, у меня заканчиваются деньги, и я не вижу выхода.
Но боюсь я не только Яна. Но и того человека, который его заказал…
Я была участницей заговора. И скоро рожу от клиента.
Я понятия не имею, как это используют, если узнают.
Даже обратиться за помощью не к кому. К Яну добровольно я даже на километр не подойду. Не буду писать, звонить, напоминать о себе. Подруг за этот год я растеряла. И я написала сестре, она поворчала немного, но выслала денег…
Вот так бывает. Оступишься и остаешься совершенно одна.
Я изучала, что пишут о нас. Пыталась найти концы. Об Альбине Борисовне была скромная заметка: преподаватель попала под грузовик и скончалась на месте. У Яна было все чудесно. Никакой новой информации. И даже обо мне — о, чудо! — ничего не было.
Ян смог убрать видео и на время нас оставили в покое.
Они вернутся позже.
За последние месяцы я даже полюбила этого ребенка. Как соратника по несчастью. Знал был он — или она, я так и не сделала контрольное УЗИ на пол, — что мы с его отцом натворили…
Словно извиняясь за свое появление, ребенок почти не приносил хлопот до конца беременности. Почему-то я начала верить, что все сложится.
Это была не смиренная, а злая вера в то, что преодолею трудности.
И эти уроды — в особенности Ян — за все ответят.
А мне нужно было думать о родах.
— Свалилась на мою голову, — бурчит сестра.
Она моя двоюродная. У мамы был старший брат, по молодости женившийся по залету на сельской докторше. Через год он развелся и уехал на север. Связи с этой семьей почти разорвались, но мы знали друг о друге, иногда переписывались.
Не слишком часто.
Говорить было не о чем. Разные люди, разная жизнь.
Но приехала рожать я к ней.
Она пошла по стопам матери, выучилась и работала врачом в фельдшерском пункте.