Шрифт:
— Нельзя, Вера. Нас возьмут через минуту. Давай, на счет три, хорошо?
Трясу головой.
— Мы попадем к ним вместе или я один — что лучше? Соберись. Раз…
В глубине груди бьется истерика. Я не хочу ползти, я боюсь. Смотрю в ту сторону — мне нужно переползти поляну к лесу и еще какое-то время не вставать. Охрана забрала Яна, должна и меня забрать. Но я не тренирована. Я всего лишь подавала кофе гостям!
— Два…
Не смогу…
— Ползи, Вера!
Он выталкивает меня за кусты, и я ползу. По жухлой траве, камням, валежнику. Выбрасываю руку вперед и подтягиваюсь, уткнувшись носом в сырую землю. Холодно в платье, коленки обдирает лесная подстилка, пахнет хвоей и прошлогодними листьями. В груди болит от сдерживаемых рыданий.
Мне тяжело, больно. Я слишком медленная.
Они за спиной.
Слышу, как еще перекрикиваются — и продолжаю ползти.
Герман стреляет, расходуя остаток магазина.
— Черт, — шепчу я в сухой ковыль.
Сейчас они поймут, что он отстрелялся.
Пытаюсь оглянуться через плечо. Он машет рукой: проваливай! В красном платье, со светлыми волосами я заметна в траве, и когда люди Богдана осмелятся свернуть за угол, где мы прятались, меня заметят.
Он бросает пустой пистолет.
Дышит тяжело — даже через бронежилет видно.
Из ножен вытягивает нож.
С такого расстояния не вижу взгляд, но могу уловить, что он смотрит сквозь меня. Отстранился от лишнего. Герман стоит в полный рост, готовясь к драке, лезвие серебрится в напряженной руке. До колен его закрывает трава.
Поднять голову выше я не рискую.
Но и не смотреть не могу.
Он был прав.
Вместе мы бы не спаслись. У нас даже этой минуты не было.
Снова взмах рукой — ползи!
Скоро люди Богдана поймут, что у него закончились патроны.
Очень трудно бросить человека на смерть и не оглядываться. Даже не представляла, насколько.
Герман мне не нравился.
Он помогал Яну надо мной издеваться в тот год. Был продолжением его руки и воли и, хотя, я относилась к нему лучше, чем к бывшему, но все равно недолюбливала.
Не важно.
Трудно видеть чью-то смерть так близко.
Принять, как норму.
Снова взмах рукой, уже резче — проваливай!
Я бездарно трачу время, которое он подарил.
Ползи, Вера!
Начинаю двигаться, оглядываясь через плечо. Я жду и боюсь момента, когда Богдан свернет за угол. Герман его не пропустит. По крайней мере, сколько сможет.
Деревья близко.
За ними смогу укрыться.
— Ах ты, сука!..
Выкрик заставляет похолодеть. Оглядываюсь снова — в последний раз: Герман отбивает удар и всаживает лезвие бойцу в шею. Драка началась! Сейчас они все будут здесь!
Не хочу не видеть, как его окружают, словно стая волков.
Его не сразу убьют. Поиграют, как хищники.
Но в то, что его ждет смерть, не сомневаюсь. Повезет, если легкая.
Подтягиваюсь, цепляясь за все подряд, но ползу, обдирая живот об землю. Не оглядываясь. У меня несколько секунд. Есть такое правило: не смотри вниз или не оглядывайся, когда бежишь от монстров.
Еще чуть-чуть.
Дыхание обжигает губы.
Порезанные об траву пальцы не гнутся от холода. От бессилия начинаю рыдать. Больше не могу сдержаться. В груди больно, слезы стекают по грязному лицу. Свое отчаяние я выплакиваю в траву, ругая про себя Яна.
Я ненавижу его!
За все! За то, что пошла с ним на свидание, за год брака, его ошибки, которые привели к этому и даже за Германа, который сейчас умрет из-за нас.
За линию деревьев я заползаю и еще какое-то время ползу, цепляясь за мох и не обращая внимания на крики:
— Вера, сучка, где ты? Если выйдешь, клянусь, я тебя не обижу, и твоему уроду дам шанс на жизнь!
Урод — это Ян или Герман, не знаю.
А может, он Романа имеет в виду?
Я ползу, стремясь скрыться как можно дальше за деревьями и кустарником, прежде чем встать. Выпрямляюсь метров через пятнадцать за мощной сосной.
Колени и локти исцарапаны и в грязи. Живот ноет от холода.
— Не оглядывайся, — шепчу я себе.
Двигаться, пока меня не видят, страшно.
Но сейчас они закончат с Германом — я все еще слышу шум драки с поляны, и обыщут все. На каблуках мне не скрыться. Нужно идти. Люди Яна рядом.
Прежде чем углубиться в сине-зеленый сосновый лес, одним глазом выглядываю из-за ствола. Я далеко уползла. Поляны почти не видно, значит, и меня не заметят.
Скорее по силуэтам угадываю, что Герман еще дерется в кольце. Но это не драка, а издевательство: они гоняют его, заставляя огрызаться, но понятно, чем это кончится… Его застрелят, когда наиграются. Или зарежут — за своего.