Прищурившись, он посмотрел на меня. Левый нижний. Правый нижний. Левая «Девятка». Давай, определяйся! Похоже, он решил бить, как пойдет. Твою ж…

Разбег. Удар!

Я метнулся вправо и вверх, но слишком медленно. Сообразил, что мяч летит в центр, еле успел опустить руки, чтобы он не ударил мне в живот. Мягко приземлился. Унял частящее сердце. Затупил, и это меня спасло. Но тупить больше нельзя. Конечно, доказано, что молния бьет дважды в одно место, но вероятность этого исчезающе мала.

Меняемся местами с итальянцем. Он поплевал на перчатки, растопырился, занимая все пространство. Против него — хитрый Кокорин. Когда вратарь такой огромный, пространство для маневра сужается. Давай, Саня, не подведи.

Разбег… Удар! Тьфу! Кокорин пробил мимо. Видно, что целился в самый угол. Но — мимо. И пошел, повесив голову.

Снова я в рамке. Я спокоен. Я не слышал ничего, кроме гула в ушах, и ощущал, как кровь бегает, насыщает кислородом мышцы и мозг…

Итальянцы доверили бить пенальти Скамакке. Этот как долбанет — можно и не удержать мяч. А бить он собирается в верхний левый угол. Я сгруппировался для прыжка, стараясь не выдать будущую траекторию своего движения, поглядывал то вниз, то влево, куда и он. Думаешь обмануть меня? Ну-ну.

Разбег, удар! Я прыгнул, вытянув руки…

Мимо! Тоже мимо! А ведь если попал бы, мяч, летящий с такой силой, мог меня травмировать, и пришлось бы отдуваться Максу.

Снова на воротах Доннарумма. Кто против него? Только не Дзюба! Это может сделать to kerjakov, то есть промазать, как неоднократно уже делал. Фух, не Дзюба — Уткин. Дорогу, как говорится, молодым. Но кто еще? Да некому особо. У итальянцев с пенальтистами получше.

Даниил посмотрел на вратаря, на ворота, снова на вратаря, разбежался, глядя прямо… И пробил ровно между ног Доннаруммы. Точнее, было бы между ног, если бы он не прыгнул. 2:0!

Трибуны затаившие дыхание, радостно взревели. Это не испанский, а итальянский стыд. Просто стыд и позор пропустить такой бесхитростный удар: голкипер сам себя обманул. Расчет Уткина оказался верным.

Моя очередь. Только бы силы не иссякли! Потому что против меня — очередной здоровяк, Матео Ретеги, который в этой реальности выше своего двойника на два сантиметра.

Он очень хотел унизить советского вратаря, отомстить за своего голкипера, но понимал, что я жду чего-то подобного, и колебался между верхними углами. Поскольку чаще бьют в левый, выбрал правый.

Разогнался и ка-ак долбанет! Я прыгнул как можно выше, чтобы принять мяч обеими руками, согнутыми в локтях, и распределить нагрузку. Отбил. Запястья прострелила резкая боль, особенно левое, аж слезы выступили. Я зашипел. Падая, прижал к себе руку.

Трибуны орали. Матео стоял, растопырив руки, весь его вид говорил: «Как же так? Не верю! Он и правда гений? Или мысли читает?» Как же ты прав. Читаю, блин. Но это недоказуемо.

Четвертый удар по воротам соперника. Дзюба! Давай, Артем, хоть в этот раз не начуди! Потому что я, похоже, не боец, запястье так и не проходит. Подарочек от Ретеги, месть за вратаря.

Карпин был, видимо, против Дзюбы и стоял, закрыв лицо руками. Артем выражал крайнюю степень сосредоточенности, шевелил губами, будто молился, и смотрел на ворота, как наметивший цель бык. Главное, чтобы не как тот самый баран.

Знал бы ты, Артем, как много от тебя сейчас зависит, постарался бы.

Разбег, удар! Правая «девятка», а вратарь прыгнул влево. Эх, Джанлуиджи, кто ж тебя сегодня так сглазил?!

Я улыбнулся, закрыв глаза. Забыв об усталости, набежала вся команда с диким криком, слившимся с ревом трибун. Подхватили, потащили… Всё! По пенальти — 3:0!

Мы — чемпионы.

Просто не верится. На мне повис Микроб с криком:

— Саня! Это же золото, золото, да? Я не сплю. Ущипни меня!

Набежал Сэм, подхватил Микроба, как ребенка. Потом бросил его и сгреб меня в объятиях. По его лицу катили слезы, он хлюпал носом и дышал с присвистом.

Наши все собрались в кучу, подхватили меня и давай качать и подбрасывать, орать, как сумасшедшие, вместе с трибунами. Запасные тоже скакали рядом.

Итальянцы расползлись по полю. Джанлуиджи сжал голову руками. Жоржиньо его успокаивал. Тренер расхаживал туда-сюда по бровке и гонял от себя футболистов. Наши тренеры аплодировали и улыбались. Непомнящий, похоже, тоже не сдержал слез, а молодые, Карпин и Тихонов, подбежали к нами и поучаствовали в подбрасывании меня.

— Орлы! Герои! — орал Карпин. — Ну наконец-то! Вот она, Кузькина мать в действии!

Все были мокрые, пот катился по лицам, но теперь казалось, что белесое солнце не жарит, а приятно согревает.

Меня все не отпускали, казалось, что я во сне — все еще не верилось, и в полной мере насладиться победой мешали мысли о Дарине. Что с ней все-таки произошло? Жива ли она и мой ребенок? Поскорее бы в раздевалку! И что-нибудь съесть, а то я знатно обессилел.

Вопреки желанию, меня не поставили на землю, а понесли, как и Микроба, который, блаженно улыбаясь, почивал на лаврах.