Я в этот момент фотографировался с девичьим попсовым трио. Азиатка справа, негритянка слева, синеглазая белоснежка обнимала меня спереди и целовала в щеку, а я держал ее за талию и дежурно улыбался.

Наверное, организаторы хотят подвергнуть нас медосвидетельствованию. Включать эмпатию, чтобы узнать желания этого афроамериканца, я не стал — нельзя. Наша задача — выиграть время, а нам с Микробом поспать бы хоть минут пятнадцать, восстановить обменные процессы.

Надо выиграть как можно больше времени. Интересно, сколько часов выторгует бээровец? Пока поле готовили и выступали первые лица государства, пока мы тут позировали, прошел час, надо, чтобы — хотя бы два.

Поцеловав меня в щеку, девчонки разбежались. Наша молодежь пошла фотографироваться с Жоржиньо и звездными итальянцами, не понимая, что теперь они — звезды такой же яркости и величины, вся западная спортивная пресса наверняка взорвалась дифирамбами, и в рейтингах скоро появятся наши имена.

Я нашел взглядом Микроба. Его и Сэма облепили подростки, видимо, юные футболисты. Певец, который в нашей реальности не прогремел славой, прошелся с мячом, собирая наши автографы, по очереди сфотографировался со мной, Денисовым, Микробом и Кокориным. И всегда так, все считают героями нападающих, а защита, которая у нас ну просто золотая, в тени.

Только я собрался к бээровцу, который спровадил темнокожего — уточнить, верны ли мои опасения, как меня перехватила журналистка, с радостной улыбкой воскликнула:

— Александр! Ты ну просто фантастический вратарь! Скажи, что ты чувствуешь?

Я посмотрел в камеру и ответил по-английски:

— Любой человек, будь то футболист, президент или кассир в супермаркете, хочет побеждать. Не у всех получается. Отчасти, потому многим нравится смотреть футбол, баскетбол, другие игры — когда выигрывает любимая команда, они тоже побеждают и счастливы. — Я приложил руку к груди. — Я счастлив… Не только потому, что мы отлично сыграли, а больше потому, что люди, которые за нас болели, тоже почувствовали вкус победы. Спасибо всем, кто болел за нас!

Видя, что я связно излагаю мысли по-английски. Вокруг меня начали скапливаться журналисты, и вскоре за камерами перестало быть видно, что происходит на поле.

Вперед вылез молодящийся старик с крашеными волосами, спросил:

— Что бы вы сказали своим болельщикам?

— Спасибо. Поддержка болельщиков — это половина победы.

Я встал на цыпочки, поискал Горского, но его в толчее не было видно, а может

Вперед пробилась миниатюрная брюнетка, похожая на армянку:

— Какое ваше жизненное кредо?

— Оставаться человеком при любых обстоятельствах.

Похоже, не пробьюсь к врачу или Непомнящему и не узнаю, что хотел тот негр. И вздремнуть в раздевалке не получится. Ладно, одиннадцати энцефалографов у них нет, пойду последним, посплю, пока буду ждать свою очередь.

— Почему ты решил стать футболистом? — крикнули из-за спин.

— С детства нравилось играть в футбол. Оно ведь как… Реализоваться может только тот, кто занимается любимым делом. Да, мне говорили, что это глупость — мяч гонять. Но я не послушал никого и вот, счастлив. Кстати, хочу сказать всем, кто меня сейчас слышит: никого не слушайте, не бойтесь нехоженых троп, делайте то, к чему лежит сердце.

— Твой английский очень неплох. Как у тебя на все хватает времени?

— У меня отличная память, и мне нравится учиться. Только выучив язык, можно понять народ, который на нём разговаривает.

Одни журналисты сменяли других, минут через пятнадцать вопросы стали повторяться, и я заскучал, к тому же закружилась голова, и язык начал заплетаться. Подняв руки, как когда сдаются, я сказал:

— Извините, мне пора уходить. Я очень устал и перенервничал.

В сопровождении охраны я двинулся к подтрибунному, но вереница журналистов потянась следом, пытаясь перерезать пути к отступлению. В ушах звенело, перед глазами начало двоиться. Навстречу устремился врач, и вдвоем мы прорвались в подтрибунное.

— Хотят медосвидетельствование, — отчитался он уже там и уставился требовательно.

— Спать. Потом — что угодно. — Я зевнул. — Когда они хотят?

— Сразу после торжества, — проворчал он. — Уговорить и перенести на завтра не получилось.

— Позовите сюда Хотеева — мне он нужен на пару слов.

Бээровец не дурак, он понимает, что нужно тянуть время, и наверняка сказал об этом Валерию Кузьмичу. А вот про Микроба ему знать незачем. Хотя не исключено, что, наблюдая за нами, бээровец заметил, что после экстренных нагрузок и спортивных подвигов мы ведем себя одинаково, и обо всем догадался.

Мы вошли в раздевалку, я улегся на софу, и меня как будто выключили.

Казалось, только сомкнул веки — и меня тотчас растолкали. На такой же софе протирал глаза Микроб, зевал во весь рот. Ага, ему дали поспать — хорошо.

Бээровец был тут же, как и весь тренерский состав.

— Не дают нормально отметить, собаки сутулые, — ворчал Карпин.

— Мы выиграли — значит, завтра экскурсия? — спрашивал Кокорин у Непомнящего.

— Лос-Анджелес! — мечтательно закатил глаза Сэм. — Голливуд!