Осознание того, что в этом мире она жива, давало силы. Правда, иногда хотелось сорваться к ней, поговорить, поделиться успехами, съесть ее фирменные блинчики и гороховый суп с копченостями. Но здесь я ей никто, у нее есть сын, и внуков она дождалась. Но все-таки это моя мама, потому я заказал ей подарки и отправил курьером. Она обожала шведский миндальный торт, и в той жизни у нее никогда не было шубы. В этой реальности, наверное, шубу она себе купила, но вряд ли — такую, как выбрал ей я: из чернобурки, в пол, сорок четвертого размера, стоит целое состояние. В комплекте — меховая шапка, сапоги на низком ходу с опушкой.

В это самое время ей должны доставить подарок с подписью «Дорогой мамочке от сына». Чтобы не тревожиться о том, как с родительницей встретится Микроб, я представлял маму, открывающую коробку. Из-за болезни она двигается неуверенно, к коробке относится настороженно, но, увидев мой почерк, оттаивает, открывает ее, широко распахивает глаза, улыбается… Потом она непременно позвонит Звягинцеву и отругает его — не стоило, мол, тратиться. Естественно, мой двойник будет отрицать, что это его подарок. А сейчас мама примеряет шубу, крутится перед зеркалом и от радости молодеет на десяток лет.

В кафе я сидел лицом ко входу, приметил мать Микроба — маленькую блондинку, которой на вид было не больше тридцати. Женщина осмотрела помещение, увидела меня и сложила руки лодочкой на груди, я едва заметно кивнул и сказал Микробу:

— Знаешь, чего мне не хватает?

Он пожал плечами.

— Крыльев? Космической яхты? У нас все есть, даже… ну, ты понял.

— Родителей, — ответил я на свой вопрос.

Федор сморщил нос.

— Твоя мать тебя бросила! Как мусор выкинула. И тебе ее не хватает?

— Я пытался ее найти и не смог. Знаешь, родители — это такой заслон, стена. Пока они живы, хоть какие, есть иллюзия защищенности, кто-то словно прикрывает спину. А если их нет, ты один на один с целым миром.

Мать Микроба стояла, ожидая моего сигнала.

— Твои хоть не вредили тебе. А меня ломали всю жизнь и тоже выбросили. — Он обиженно засопел.

— И в результате? — вкрадчиво спросил я и сам же ответил: — Ты знаменит и уважаем, о тебе даже за границей пишут!

— Но хотели-то не этого. Хотели просто от меня избавиться.

— Люди меняются, — проговорил я. — Вдруг твоя мать искренне раскаялась?

— Угу, как я стал более-менее известным, так вспомнила обо мне, — проворчал он, заподозрил неладное, заозирался, и я кивнул его матери, чтобы подходила.

Она проделала полпути прежде, чем Микроб ее заметил. Заметив, вскочил, перевернув стул, попятился.

Я попытался смягчить ситуацию:

— Пожалуйста, поговорите. Выскажите все, что накопилось. В тумане недосказанности бродят монстры. Федор! — Микроб дернулся, зыркнул злобно. — Хочется — кричите, ругайтесь, но не молчите. Вскройте гнойник молчания.

— Феденька, — пролепетала женщина, но Микроб ее прервал:

— Как стал что-то из себя представлять, так Феденька, а когда отчиму мешал — на фиг с пляжа, так, получается?

Мне следовало бы уйти и не слушать, но я предпочел остаться, очень уж Микроб взвинчен. Возможно, придется вести его мать к психологу после разговора с ним.

— Если бы ты знал, как я себя за это казню! Выслушай, пожалуйста! — Она встала на колени, Микроб оцепенел от неожиданности.

Включив «эмпатию», я еще раз удостоверился, что она совершенно искренна.

Пользуясь секундным замешательством, мать Микроба затараторила:

— Ты будешь прав, если прогонишь меня, я это заслужила, потому что предала тебя. А потом предали меня, но это неважно. Мне ничегошеньки от тебя не надо. — Дальше она лепетала трясущимися губами. — Можешь забыть меня, вычеркнуть из своей жизни. Я просто хочу, чтобы ты знал: я осознала свою ошибку и готова за нее платить, а не думал, что мне все равно.

Теперь у Микроба задрожала нижняя губа, он закусил ее и глянул на меня. Ну же, Федор! Сделай то, что ты хочешь и чего всегда хотел!

Отвернувшись, я зашагал прочь и лишь на улице обернулся. За стеклом кофейни обнимались мать и блудный сын. Или сын и блудная мать? Неважно, важно, что Микроб больше не один.

Теперь мне предстояло свести Дарину и Мику, который так и не пришел в себя, а если и придет, то без ее помощи ему предстоит длительная реабилитация, и вряд ли он вернется в футбол, а он на это жизнь поставил.

Жену выписывают сегодня в три дня, встречать мы ее будем вместе с тёщей. Потом заедем домой, оставим Леонида с бабкой, а сами рванем в больницу к Мике, никому ничего не объясняя.