Рина уже совсем кругленькая, если со спины посмотреть на нее — то вроде все, как было: и талия, и попа не раздалась. Рожать жене во второй половине августа, как раз, когда будет в разгаре Лига Европы, и нам предстоит играть с обожаемыми «Рейнджерсами». И, хотя срок большой, пол ребенка мы по-прежнему не знали.

Обняв Рину сзади, я вдохнул запах ее волос. Сейчас или никогда.

— Рина, — хрипнул я, и жена сразу насторожилась, повернула голову.

Я включил глушилку в сумке, перекинутой через плечо.

— Что случилось? — встревожилась она.

И тут на дверь распахнулась, и на балкон вывалился курить тот самый мужик, которого мы встретили перед Новым Годом.

— Давно вас не было, — проворчал он, кивнул на стадион. — Ишь, как быстро, суки. То гремели, а теперь орать будут. Придурки, блин! Здоровые мужики гоняют мячик, а толпа смотрит и орет, орет. Тьфу! Лучше бы на завод пошли! А если петь будут всякие уроды, в натуре нам кранты.

— Так здорово же — слушать концерт бесплатно! — улыбнулась Рина, но стерла улыбку с лица.

Мужик плюнул с балкона и рассказал, на чем он вертел эти концерты. Мне хотелось отправить мужика в полет вслед за плевком. Вспомнилось «только жениться собрался».

Докурив, мужик предложил сообразить на троих, увидел живот Рины и голосом Левитана, с теми же интонациями, провозгласил, что будет двойня, мальчики. А раз мальчики рождаются, это к войне.

Наконец он ушел, и Рина обратила ко мне настороженный взгляд: что, мол? Все слова перепутались, мысли разбежались, канули в лету подготовленные ранее красивые вступления, и я последовательно рассказал сперва про Звягинцева, потом уже про его сознание в своем теле.

Слушая, Рина освободилась из объятий и мрачнела, мрачнела, мрачнела. Так, облако за облаком, в горах собираются грозовые тучи.

Закончив, я смолк, и она надолго замолчала, на меня предпочитая не смотреть. Я попытался ее обнять, но Рина скинула мои руки, прижалась спиной к балкону.

— Выходит, я совсем не знаю своего мужа, — произнесла она задумчиво, вскинула голову. — Ты хоть понимаешь, что сделал? Почему было не сказать раньше!

— Ты перестала бы меня любить? — не зная, как ее утешить и что делать, проговорил я.

— В том-то и дело, что нет! Потому что ты предпочел лгать и запутывать! Уж после свадьбы мог бы сказать! Нет, ты вешал мне лапшу на уши, и это здорово характеризует тебя как человека.

— Смалодушничал. Боялся этой твоей реакции…

— Ее бы не было! Твоя ложь значит одно: ты мне не доверяешь!

— Но почему сказал сейчас? — привел я контраргумент.

— Потому что понял, что я догадываюсь! — Она отвернулась, посмотрела вдаль. — Мне очень больно. Так больно, что я не знаю, как дальше… Ощущение, что меня предали.

Я не верил своим глазам и ушам. Это не моя жена! В нее как будто вселилась дура из мыльной оперы, высасывающая проблемы из пальца. И вместо того, чтобы утешать, хотелось ее встряхнуть, чтобы мозги встали на место.

— Именно что ощущение, — буркнул я.

Почему, ну почему она так резко превратилась в дуру?!

Рина повернула голову. Такое же выражение лица, наверное, было у Цезаря, когда он увидел, кто его ударил ножом.

— И как жить дальше, если даже тебе нельзя доверять? — спросила она будто бы у воздуха.

Потом глянула на стадион и вдруг за долю секунды запрыгнула на балкон, оттолкнулась и полетела вниз, раскинув руки и хохоча.

Я метнулся к ней.

— Рина!!!

… и проснулся от собственного крика, сел в кровати. За грохотом крови в ушах других звуков слышно не было. Дарина тоже проснулась, протянула ко мне руки. «Ну чего ты?» — прочел я по ее губам. Притиснув жену к себе, я поцеловал ее в макушку.

— Приснилось, как я собрался тебе кое в чем признаться, и ты спрыгнула с балкона, — не стал врать я. — Обещай, что не бросишься из окна.

Будь Рина бодра и весела, она отреагировала бы бурно, а теперь, сонная и медленная, лишь поднялась на локте и вскинула брови.

— Все зависит от степени твоей провинности. Вполне возможно, кто-то и полетит из окна, но точно это буду не я.

— Я не все рассказал тебе.

Поднявшись с кровати, я достал из ящика глушилку и водрузил на стол.

— Изменил? Проигрался? Продал душу? — гневно спросила она.

— Нет. — Я сел на кровать рядом с ней, сжал ее ладонь и прошептал: — Прежде чем расскажу правду, маленькое вступление. Когда делишься с кем-то тайной, становится легче, потому что ты больше не несешь ношу один. Многие знания — вот такая опасная ноша. Мне хотелось бы знать, готова ли ты нести ее вместе со мной?