– Разумеется, нет.

– Что ж, это наша оплошность, – пожала плечами мадам Конти. – Однако цена остается прежней.

– Я отказываюсь платить, черт побери! Об этом не может быть и речи!

Мадам Конти встретила его ярость с терпеливой улыбкой.

– Ну и что будем с ним делать, Помп? – спросила она, глядя в сторону.

– Будем и дальше обращаться как с джентльменом, – прорычал негр. – Подождем, пока не передумает.

Над верхней губой Бента выступил пот. В голосе Помпа отчетливо слышалась угроза, но он постарался ничем не выдать своего страха.

– Налей-ка нашему гостю шампанского, – сказала мадам Конти все с той же терпеливой улыбкой. – Вдруг это поможет.

– Не поможет! – огрызнулся Бент.

Мадам засмеялась и попросила второй бокал для себя. Тем временем Бент судорожно обдумывал следующий шаг. Вырваться из борделя силой он, конечно, не сможет, не стоит даже пытаться. Разумнее будет выждать, решил он, принимая из рук Помпа бокал превосходного французского шампанского. Выпив вино залпом, он продолжал держать бокал, рассчитывая, что его наполнят снова. Мадам Конти кивнула слуге.

Шампанское подействовало успокаивающе. Бент начал замечать элегантную обстановку кабинета. На стенах, оклеенных красными тиснеными обоями, висело не меньше дюжины больших картин, эффектно освещенных газовыми лампами под абажурами. На одном холсте была изображена разухабистая компания охотников на пушного зверя, сидящих на речном плоту.

– Моя гордость, – сказала мадам Конти, проследив за его взглядом. – Один человек с Запада сказал, что ее написал сам Бингем.

Вот уж неуместная гордость, подумал Бент, осушая очередной бокал. Продолжая осматриваться, он заметил портрет молодой женщины, висевший за левым плечом мадам Конти. Прекрасное лицо, обрамленное черными волосами, показалось ему смутно знакомым. Но откуда?..

– Ах вот что вам нравится? – протянула мадам Конти, заметив его интерес. – Она работала здесь какое-то время много лет назад. Была даже прекраснее моей Отилии. И намного дороже.

Сука, подумал Бент. Снова напоминает об оплате.

И вдруг он вспомнил, где видел такое же необычное лицо. На одном из семейных дагеротипов Мэйна.

Нет-нет, эта женщина на портрете, улыбавшаяся соблазнительной нарисованной улыбкой, не была той самой красавицей-креолкой, которая так восхитила его тогда, в Техасе, когда он рассматривал фотографию в комнате Чарльза. Безусловно, сходство было сильным, но это точно не она. Но кто же тогда? Сестра?

– Кто она, мадам?

Браслеты на руке мадам Конти мелодично звякнули, когда она подняла бокал с шампанским.

– Думаю, вреда не будет, если я вам скажу. Все-таки вы человек посторонний. Бедная девочка… Поднялась так высоко, но, к несчастью, рано умерла. Она ушла отсюда, чтобы выйти замуж за одного очень богатого промышленника в Новом Орлеане, и стала весьма уважаемой дамой.

– Оттенок ее кожи просто завораживает. Художник явно был вдохновлен.

– Только тем, что видел.

– Вы хотите сказать, ее кожа действительно была такого оттенка?

– Да, мсье Бентон.

– Я поражен. Какой чудесный романтический образ! – Он слегка наклонился вперед и добавил вкрадчивым голосом, как настоящий мастер интриги: – И чем же закончилась ее история… если, конечно, вам это известно и вы готовы поделиться, мадам?

Она повернулась в кресле и с нежностью посмотрела на портрет:

– Моя дорогая девочка родила дочь от обожаемого мужа, когда они поженились, но, увы, прекрасная мать умерла. Позже, перед тем как тоже покинуть этот мир, ее любящий отец отослал свое дитя далеко от дома, чтобы выдать замуж. Она выглядит такой же белой, как вы и я, но кое-кому в этом городе известно о происхождении ее матери.

Так вот оно что… Мать и дочь. Бент не мог оторвать глаз от картины.

– А известно им то, что она была не француженкой и не испанкой, а цветной. Окторонкой. Много лет назад привлекательные женщины со смешанной кровью пользовались большим спросом, но теперь нет. Все из-за этой шумихи с рабством. Теперь, – она выразительно пожала плечами и грустно улыбнулась, – быть на одну восьмую черным – значит быть просто черным, какой бы светлой ни была ваша кожа… Мсье Бентон, в чем дело?

Рука Бента дернулась, пролив шампанское на дорогой ковер.

– Простите, мадам, я не нарочно. Еще раз прошу покорно простить.

Он достал из кармана носовой платок и нагнулся, чтобы промокнуть ковер, но из-за огромного живота задача оказалась довольно сложной.

Значит, дочь черномазой шлюхи как-то связана с высокомерными Мэйнами? Разумеется, сами они ничего об этом не знали. Ни одной женщине с негритянской кровью никогда бы не позволили оказаться на групповом портрете с плантаторской аристократией. Какая замечательная новость! Бент еще не знал, как и когда он использует эту неожиданно открывшуюся информацию, но точно знал, что такой момент наступит.