Шрифт:
– Ах, как здорово! Ай, да Семёнов, ай да щучий сын! – не удержался Владимир Иванович, - это я про Юлиана, нашего Семёнова. Он даже фамилии менять не стал, лень было, что ли. Ведь получается, что всё написанное им – правда.
– Слушайте дальше, товарищ полковник.
Дальше было утверждение регламента переговоров, и опять применили находку, как в переговорах с англо-французами, курить не за столом, а в отдельно организованной курилке. Тем более у немцев, оказывается, с подачи фюрера, идёт мощнейшая борьба с курением. Полностью запрещено курение на работе, членам НСДАП предлагается отказаться от курения совсем. Так, что немцы согласились без возражений. Так в один из перекуров Штирлиц подошёл к Ахмерову и спросил:
– Bitte sagen Sie mir, was ein Futurolog ist? (Скажите, пожалуйста, что такое футуролог), Herr Oberstleutnant der Garde, - начал разговор Макс Отто, после того, как они прикурили от газовой зажигалки Ахмерова.
– За Хера вам, конечно, отдельное спасибо, но давайте перейдём на русский язык. Вы ведь отлично разговариваете на нём? А футуролог это, примерно, Zukunftsforscher.
– Но откуда вы знаете, что я говорю по-русски?
– Господин фон Штирлиц, дело в том, что ваше нынешнее, это тоже когда то было будущим. Что вы хотите от человека, взявшего на себя труд заглядывать в будущее?
– Понятно. И что же вы видите в будущем?
– Будущее, как сказал Виссарион Григорьевич, светло и прекрасно.
– Какой Виссарион Григорьевич?
– Белинский. Хотя вы в своих гимназиях его, наверняка, не проходили. Так вот, насчёт будущего. Некоторые моменты его видны ярко, как цветные сны, а в некоторых детали не разобрать. Я, вот, до сих пор не вижу, вы всё ещё гауптштурмфюрер или уже штурмбанфюрер.
– Оберштурмбанфюрер, - с деланой обидой в голосе, поправил Ахмерова Макс Отто.
– Ну, извиняйте, барин. За вами не уследишь. А вот то, что я вижу чётко, дней через десять, или даже через неделю, начнётся такая бойня, с такими последствиями, что рассказывать об этом будут и через лет восемьдесят, с ужасом.
– А ужас будет для кого? Для русских? Для немцев?
– Нет, в начале для их соседа. Для немцев всё по началу будет хорошо и даже лучше. Прогулки, конечно, не будет, но потом всё будет восприниматься как прогулка. Двадцать дней упорного труда и всё в порядке. Польша упадёт как перезрелый плод. От большой победы можно будет поделиться и с соседями. Даже с Литвой, отдав ей Белорусский город Вильно. Даже линию Керзона можно будет восстановить. Пока. Потом всё равно планы поменяются. Но сначала рассчитаться за версальскую обиду, как и обещали народу. Этих лягушатников и лайми привести в чувство. Тем более они посмели заступиться за пшеков. Вообще-то, странно заступиться. Не бомбы будут бросать самолёты на Германию, а листовки, на целый год снабдят немцев туалетной бумагой. Действительно странно. Сами объявили войну Германии и сами вместо ввода войск в соприкосновение с противником, всяко тормозили это дело. Листовки бросали, уговаривали немцев закончить войну. Да на волне подъёма всех чувств, немцы любого порвут, кто усомнится в победоносности их оружия. «Вен ди зольдатен дюрх ди штадт марширен…», - пропел своим, отнюдь, не вокальным голосом Ахмеров. Штирлиц слушал его внимательно, не пропуская ни одного слова.
В это время. проходящий мимо сотрудник сказал, что перерыв кончился и господа делегаты должны занять свои места в зале.
Дальше шло рутинное заседание, но Штирлиц, скорее всего, успел доложить что-то Риббентропу, и Ахмеров нет, нет, да ловил на себе странные взгляды Риббентропа.
«Если не знать, что к чему, можно подумать, что я ему понравился, - подумал Фарид Алимжанович, - вот пи…сы немецкие».
В следующий перекур Штирлиц подошёл сразу к Ахмерову, предложил сигарету, французскую «Житан» с портретом жгучей цыганки на мягкой пачке. Подполковник взял с благодарностью, закурил и продолжил рассказывать про свои «видения».
В этот раз он рассказал о том, как Германия через Голландию и Бельгию нанесли удар, отвлекающий англо-французские войска, а потом основной удар подвижными механизированными и бронированными дивизиями через Ардены и до самого Дюнкерка. И вот результат, 22 июня 1940 года Гитлер в Париже. Дальше была безуспешная воздушная война с Англией. Решение разгромить Советский Союз до окончательной победы над англосаксами. Ошибка с определением России, как «колосса на глиняных ногах». Декабрьский крах под Москвой и нападение Японии на Перл-Харбор. Странное решение Гитлера объявить войну Америке, странное, если не учесть того обстоятельства, что Фюрер понял, что проиграл войну и решил сдать Германию американцам. Не русским же сдавать.
Потом Ахмеров вкратце рассказал историю Великой Отечественной войны. После эпизода со штурмом Берлина советскими войсками, Макс Отто, попросивший называть его просто Максимом, спросил, а что стало с фюрером, и известно ли, что стало с ним, Штирлицем.
– Про вас, дорогой Максим, могу сказать лишь, что вашей гибели я не видел, вы стали штандартенфюрером, до генерала не доросли, к сожалению, а может и к счастью для вас, и видимо скрылись, где-нибудь на просторах Южной Америки. Там готовят площадки на всякий случай, на случай краха режима, для высшего руководства СС и службы безопасности, ну и для таких специалистов, как вы. А фюрер, поняв, что Берлин будут брать русские, и нет никакой возможности почётно сдаться англосаксам, чтобы иметь хоть какой-нибудь шанс уцелеть, отравится и застрелится после того, как снаряды тяжёлых калибров будут стучаться в бункеры райхсканцелярии. Остальных руководителей Третьего Райха тоже ждёт незавидная участь. Борман исчезнет под обломками берлинских зданий, Геббельс отравит всю семью, включая маленьких детей, и отравится сам. Тринадцать высших руководителей будут судить в Нюренберге, как военных преступников и повесят. В том числе Розенберг и Риббентроп. Хотя Риббентроп всегда был против нападения на СССР, может, поэтому американцы будут настаивать на его повешении.
– Представляете, Штирлиц, холщовый мешок на голову, верёвку на шею и открывающийся люк под ногами, - продолжил Ахмеров, затягиваясь очередной, второй или третьей сигаретой за время рассказа.
– И это всё вы видели в своих «видениях»? Не верю, хотя изложенные факты не противоречат логике событий. Но видения, это же дичь, средневековье какое-то. Вы ведь, как коммунист, сами не должны верить во всё это.
– Верить, не верить, тоже мне ромашку устроили. И потом, один из величайших коммунистов 20-го века сказал: «Не важно, какого цвета кошка. Лишь бы мышей ловила». Даже, если вы, как доктор математики, не верите в «видения», не противоречивость изложенного, вы не сможете отрицать.