— Паркер, мне не обязательно знать…

Короткий смешок превратился в бурлящее болезненное веселье. Посудомоечная машина лязгала и булькала, действуя Паркер на нервы так же сильно, как и попытки матери примирить сестер.

Даже сейчас, годы спустя, это все еще причиняло боль.

— Что? Подробности? Тебе не обязательно знать, что милая, невинная Пайпер брала в рот у моего парня…

— Паркер! — Джейни прижала руку к груди, словно тянулась к невидимому жемчужному ожерелью.

Паркер с полной уверенностью могла сказать, что за свою семейную жизнь ее родители один раз точно занимались сексом. Сколько она себя помнила, они спали в разных спальнях. Джейни никогда не понимала, что такого «значительного» в сексе. В тех редких случаях, когда вообще произносила это слово, ее лицо искажалось от отвращения.

— Это брать?

— Ага, — ответила Паркер отцу, не отворачиваясь от кислой мины матери.

Он забрал корзину. Через несколько секунд порыв ветра захлопнул сетчатую дверь.

— Прекрасно. Никаких подробностей, кроме одной. Когда я сказала Пайпер, что она разрушила мою жизнь, что я отказалась от двух волейбольных стипендий, чтобы учиться в том же университете, что и Калеб… она ответила: «Мне жаль, Паркер, правда, но никто же не умер».

— Милая… — сказала тихим голосом Джейни, склонив голову набок, — …это не было веской причиной так поступать с ней в день ее свадьбы.

Лава гнева разлилась по коже Паркер, окрасив ее щеки румянцем.

— Я поступила так из-за ее глупого тоста на репетиции ужина!

— Тост был милым.

— Гребаный ад, мама!

— Паркер. — Она поцокала языком, неодобрительно покачав головой. — Ты слишком воспитанная для таких выражений.

Годы сдерживаемого гнева вырвались наружу. Паркер провела рукой по волосам и заправила их за уши, проворчав:

— Позволь, освежить тебе память. Звучало это примерно так: «Я хотела бы поблагодарить Паркер за то, что она не обращала внимания на любовь, расцветающую между мной и Калебом, а затем великодушно отошла в сторону, чтобы мы могли быть вместе». Это не милый тост, а словесная пощечина, вызвавшая ужасную неловкость и унижение.

Джейни подошла к Паркер и коснулась ладонью ее щеки.

— Пайпер звонила мне вчера. В следующем месяце они с Калебом возвращаются домой. — Ее губы растянулись в сочувственной улыбке. — Твоя сестра беременна.

Пусть дадут имя своему ребенку «Галлибл» (прим.: Gullible в пер. с англ. — наивная, легковерная) или «Обливиес» (прим.: Oblivious в пер. с англ. — рассеянная, не обращающая внимание) и скажут, что назвали его в честь Паркер.

— Хорошо, что я переезжаю, чтобы они могли навещать вас с папой, не пересекаясь со мной.

Оставаться решительно уверенной после такого заявления заслуживало награды, учитывая, что она переезжала через дорогу, в старый фермерский дом ее бабушки и дедушки. Впечатляющая демонстрация независимости для человека за двадцать с высшим образованием. Если бы Пайпер и Калеб назвали своего ребенка в ее честь, то однозначно именем «Жалкая Неудачница».

— Поедешь со мной или дойдешь пешком? — спросил ее отец. — Я заранее отвез Old Blue в гараж. Скоро тебе понадобится устройство для открывания гаражных ворот. К зиме уж точно.

Паркер повернулась и сквозь хмурое упрямство на лице выдавила полуулыбку.

— Поеду с тобой. Так мы придадим этому событию более официальный вид. Что касается устройства открывания гаражных ворот, то оно не в приоритете. Я прекрасно могу открывать и закрывать ворота вручную.

— Я буду скучать по тебе, милая.

Барт Круз закатил глаза на слова жены.

— Боже, женщина! Она будет жить через дорогу. В ста ярдах.

Еще одно подтверждение статуса неудачницы.

— Открой окна. Дом покрашен недавно, и хотя основа не содержала ЛОС, в колерах они были. И не забудь проверить батарейки в дымовой сигнализации (прим.: Летучие органические соединения (ЛОС) — это химические соединения на основе углерода, присутствующие в большинстве красок).

— Да, мам. — Она показала ей большой палец вверх и последовала за отцом к двери.

— И в детекторе угарного газа тоже! Боюсь, ты забудешь об этом, когда зимой включишь печь!

Смешок Барта потонул в хрусте гравия подъездной дорожки под его ботинками.

— Видишь, с чем я имел дело последние тридцать пять лет?

Паркер прищурилась от облака пыли, поднявшегося в воздух от внезапного порыва ветра, когда она залезала в грузовик.

— Просто большую часть своей любви она выражает в форме беспокойства. Это все равно любовь. — Она захлопнула дверцу.

Отец что-то пробурчал, что не носило оттенка нежности.

*

Пусть новообретенная независимость Паркер и происходила в сотне ярдов от дома ее родителей, разделенного противоположно расположенными гравийными дорожками и двухполосной проселочной дорогой, все же это квалифицировалось как свобода.

Другой дом.

Другая судьба.

Новое начало.

Большую часть весны Паркер с отцом приводили внутренности старого двухэтажного фермерского дома в порядок. Отремонтировали полы из темного дерева, покрасили шкафы в белый цвет и заменили ламинированные столешницы на кухне и в двух ванных комнатах на гранитные. Почти каждую стену Паркер покрыла синим оттенком, чтобы передать им свою индивидуальность. Возможно, в воздухе еще витало немного летучих органических соединений, но Паркер предпочитала запах новой краски прежней затхлости, пропитавшей каждую поверхность.