Шрифт:
Он покачал головой.
— Ну, давай. Вкус потрясающий.
Продолжая качать головой, он усмехнулся.
— Итак, мы снова возвращаемся к потрясающему, как в пивоварне в вечер моего дня рождения, когда для тебя все было потрясающим.
Она облизнула липкие губы, затем поморщилась.
— Боюсь, твоя память о том вечере немного лучше моей. Вот, держи.
Он не успел увернуться от кусочка пончика, который она втиснула ему в губы. Сухой и не потрясающий, как он и подозревал.
— Спасибо, Паркер.
Пока она хохотала, запрокинув голову, он наклонился, сжал в кулак подол ее белой майки и использовал ее как салфетку, отчаянно пытаясь не обращать внимания на то, насколько мягкой и теплой казалась ее кожа, когда костяшки его пальцев касались ее.
— Эй! Какого черта?
— Ох… — он выпрямился, — …прости, Паркер, но расплата — сука.
Прищурив глаза, она зарычала.
— Хватит говорить «Паркер», и ты прав. Расплата — сука.
Гас вытер остатки с губ краем футболки, не упустив быстрый взгляд, который она бросила, когда он поднял ткань, обнажая пресс. Пусть он добавит еще один мудацкий поступок в свой растущий список, но он вытирался дольше, чем нужно, потому что уже слишком давно женщина не смотрела на него так, как Паркер: поневоле облизывая губы.
— Я не понимаю. Паркер — твое имя. Называя тебя «мисс Круз», я бы чувствовал себя шестидесятилетним профессором, вручающим тебе результаты выпускного экзамена.
— Ну, это лучше, чем то, как ты произносишь мое имя.
— И как же?
Она закатила глаза, словно его вопрос был настолько безумным, затем вытащила второй пончик — в шоколадной глазури.
— Сам знаешь. — В ее рот уместилась половина пончика, и Гас задумался, какие еще крупные предметы туда могли бы поместиться.
Он поблагодарил Бога за то, что в то утро выбрал джинсы, позволившие сдерживать его член… мучительно сдерживать.
— Нет. Не знаю.
Паркер прижала руку к набитому до отказа рту.
— Порочно.
— Порочно? — рассмеялся он.
Она кивнула, медленно пережевывая, будто он применит на ней метод Геймлиха, если ей не удастся проглотить полностью.
— Да, — пробормотала она, а затем дважды сглотнула. — Когда ты произносишь мое имя, оно звучит порочно… или… эротично.
— Пар-кер. — Он пожал плечами. — Нет. Не думаю, что это звучит порочно или эротично. П-ар-к-ер.
Он закатил глаза, затем покачал головой.
— Неа. Ты чокнутая. Я произношу его также как все остальные.
— Нет. Поверь мне. — Вторую половину пончика она держала во рту, пока пристегивала ремень безопасности. Затем откусила еще кусочек и бросила остаток в пакет. — Но у меня нет времени с тобой спорить. Мне нужно переделать кучу важных дел для твоей жены, включая завершение подготовки для вашей грандиозной феерии Четвертого июля.
— Это всего лишь барбекю.
Она разразилась саркастическим смехом.
— О, приятель, это нечто большее, чем просто барбекю. Ожидается выступление местной группы, и, хотя Ромео в списке нет, я могла бы проверить, доступен ли он.
— Это все равно барбекю, — проворчал Гас, оставив гневные слова неразборчивыми.
Паркер снова рассмеялась.
— Не будет ни гриля, ни соуса для барбекю. Меню больше похоже на чаепитие. Мне велено не допускать на стол ничего жареного, ничего, чем можно испачкаться, ничего с большим количеством лука или чеснока и ничего, что оседало бы на костях. Только бутылочное пиво и белое вино. Еще подадут сангрию, но не в доме, что выполнимо, поскольку шатер, который установят на заднем дворе, лучше, чем многие дома местных жителей.
Мысли об убийстве жены никогда не приходили ему в голову… до этого момента.
— Мне нужно позвонить. Еще раз спасибо, что подвезла.
Теплая и манящая улыбка появилась на губах Паркер, и в этот краткий миг ее улыбка была всем, что имело значение. Вот, что заставляло его вести себя так: говорить неуместные вещи, безрассудно относиться к своему браку. Ничего, кроме солнечного света и блаженства, соблазняло его так, как он даже не мог себе представить. Паркер Круз была сияющим солнцем и блаженством.
— Пока, мистер Уэстман. — Она подмигнула.
Он захлопнул дверцу и моргнул, возвращаясь к реальности и к жене, превратившейся в высокомерную госпожу.
*
Гас припарковал фургон возле нового строящегося дома, прямо за грузовиком Эйба. Если бы он позвонил Сабрине по дороге, мог бы оказаться в кювете или посреди столкнувшихся автомобилей. Двадцать минут спустя он все еще не мог сдержать гнева, от которого тряслись руки.
— У меня есть… две минуты, Август. Что тебе нужно?