Ректор знал, что в такой час застать на рабочем месте начальника дознавателей почти невозможно. Поэтому он сразу отправился туда, где тот любил обедать. По этой части вкусы у мужчин совпадали, чего нельзя было сказать о других вопросах. Мужчины друг друга откровенно недолюбливали, но вынуждены были терпеть.

Эдвин остановился у трактира и спешился. Но первой, кого он увидел в зале, оказалась Люция. Она уже пообедала и направлялась к выходу. Вдова замерла перед Эдвином и соблазнительно улыбнулась.

– Ах, Эд, нам почти не удалось поговорить на приеме у градоначальника. Я так скучала… – проворковала она.

Но ректор улыбнулся равнодушно:

– Прости, Лю. Сейчас меня ждут дела. Я обязательно навещу тебя, как только разберусь с ними. Но это будет не сегодня.

На лице бывшей любовницы проступили разочарование и обида. Эдвин сухо распрощался и направился прочь.

Брайан Лоуэлл восседал за своим любимым столиком. Тем, с которого отлично просматривался зал трактира и вход в него. Ходили слухи, что начальника местных “гончих” с позором выставили то ли из армейской разведки, то ли из спецподразделения, которое занималось ловлей шпионов в стане армии. Но, разумеется, передавались они свистящим шепотом и в самых безлюдных местах, потому что Лоуэлл держал своих людей в ежовых рукавицах, и в городе при нем был порядок. Поэтому дознавателя не любили, но терпели.

Эдвин окинул взглядом привычный серый костюм, седую прядь, и получил в ответ пристальный взгляд. Мужчины обменялись приветствиями, и ректор сел за стол напротив начальника “гончих”. Лоуэлл заинтересованно улыбнулся и спросил:

– Что привело вас ко мне, господин Рокфосс?

– Два покушения на мою жену, – резко ответил Эдвин.

– Что, уже? – деланно удивился его собеседник. – А при чем тут я? Ваш отец довольно доходчиво объяснил, что мои полномочия заканчиваются за воротами Хэлмилэна.

– На этот раз было использовано редкое снадобье, – нехотя признался Эдвин. – Это по вашей части.

Ректор коротко рассказал о том, что произошло ночью, опустив то, что супругу он обнаружил на противоположном берегу реки. Несколько мгновений Лоуэлл молчал. А затем щелкнул пальцами. Мальчишка в серой ливрее возник словно из ниоткуда. Дознаватель принял у него письменные принадлежности и быстро набросал пару приказов. После того как посыльный умчался, Лоуэлл заглянул Эдвину в глаза и посоветовал:

– Закажите себе обед, господин Рокфосс. Облава на аптекарей и контрабандистов начнется через полчаса. Если гвардейцы не будут зевать, к вечеру у нас будет результат. Если в деле замешана гильдия воров – к утру.

– Отлично, – буркнул ректор и махнул рукой, подзывая официанта.

А дознаватель вкрадчиво заговорил:

– Ваша супруга очень красива. Мне казалось, вы любите женщин несколько иного склада характера.

– Вкусы меняются, – холодно улыбнулся Эдвин, стараясь скрыть негодование.

Перемену его вкусов ничего не предвещало. Но с тех пор как на его пальце появилось злополучное кольцо, стало не до любовниц.

– Несомненно, – согласился Лоуэлл. – И где же вы познакомились со столь очаровательной леди?

– В Академии, – пожал плечами Эдвин.

– Пользуетесь служебным положением? – усмехнулся дознаватель.

Эдвин саркастично усмехнулся:

– Не верите, что я способен полюбить с первого взгляда?

– Не верю, что вы способны любить в принципе, – оскалился его собеседник. – Но перейдем к делу. Леди Рокфосс довольно долго пробыла в беспамятстве. Возможно, вместе со снадобьем, применялась какая-то магия. Если бы я мог осмотреть ее используя специальные заклинания…

Эдвин нахмурился. Интерес Лоуэлла к Лине настораживал. Дознаватель всегда раздражал своей дотошностью, но знал свое место. И никогда не лез в семейные тайны Рокфоссов. Что изменилось?

А может быть, ничего? Может быть, дело в самой Лине? Девушку не трогает Сулаки, а ее присутствие не возобновило действие договора. Но что может быть не так? А еще – Лину укусила риспи. Лоуэлл может почуять чужеродную магию и понять, что в этом году границы нарушают не только риспи. Но схватить за руку убийцу важнее. Придется рискнуть и привезти Лину в город…

Лина

Сулаки снова коснулась моего лица подушечками пальцев и прошептала:

– Я стану свободной, только если разорвать договор или выполнить все его условия…

– Какой договор? – спросила я, опуская руки. – И… почему тебя пленили?

Печать, наконец, успокоилась и метка на лбу погасла. Я поймала себя на мысли, что все еще совершенно не боюсь рыжую. Вроде бы понимаю, что она может оказаться вовсе не человеком. Но в то же время страшно мне не было. Будто я знала, что сильней.