Шрифт:
– Катрин? – раздался голос Ренара из соседней комнаты. – Всё в порядке?
Она вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.
– Да, просто… послышалось, – ответила она неуверенно.
Профессор вышел в коридор, держа в руках старинную книгу.
– В таких местах лучше не доверять своим чувствам, – сказал он с загадочной полуулыбкой. – Они могут подвести.
Катрин внимательно посмотрела на него.
– Вы тоже это чувствуете? – тихо спросила она.
Ренар немного помедлил, затем кивнул.
– Да. Здесь что-то есть. И это не просто буря.
Время шло, но странности становились всё более заметными. В одной из пустых комнат Софи услышала звуки, похожие на приглушённый смех. Она открыла дверь, но никого там не оказалось. В другой момент Антуан, проходя мимо закрытой двери, ощутил холодный поток воздуха, хотя все окна и двери были заперты.
Пьер, оставшись в вестибюле, пытался понять, как справиться с ситуацией. Он понимал, что гости начинают паниковать. Однако паника могла обернуться ещё большей угрозой.
В глубине коридоров Катрин и Ренар вновь остановились у картины с маркизом де Садом. Она выглядела иначе. Очертания фигур стали чётче, как будто они медленно приобретали жизнь.
– Она меняется, – прошептала Катрин, не отводя взгляда от холста.
Ренар склонился ближе, его глаза блестели от интереса.
– Это невозможно, – сказал он, но в его голосе слышалась неуверенность. – Или же… это часть её природы.
– Что вы имеете в виду? – Катрин повернулась к нему.
– Такие картины часто создавались не для украшения, – объяснил он. – Они были инструментами. Для запечатывания чего-то. Возможно для того, чтобы удерживать. Или чтобы выпускать.
Эти слова заставили Катрин вздрогнуть. Она отвернулась от картины, но ощущение, что за ней наблюдают, не покидало её.
К ночи в отеле стало совсем темно. Электричество отключилось, и теперь весь отель освещали только свечи. Тени от их огоньков плясали по стенам, превращая их в зловещие силуэты. Каждый гость чувствовал, что отель становится всё менее гостеприимным, а их положение – всё более безнадёжным.
В фойе оставаться больше не было сил. Атмосфера, накалённая страхом и подозрениями, давила на Катрин сильнее, чем она ожидала. Она почти машинально вышла из комнаты, чувствуя, как её взгляд всё ещё тянется к зловещей картине. Позади раздались уверенные шаги, и через мгновение рядом оказался профессор Ренар. Его задумчивый взгляд под круглой оправой очков говорил о том, что он тоже искал тишину.
– Вам не по себе, – заметил он, аккуратно подбирая слова. – Я прав?
Катрин коротко кивнула, не оборачиваясь. Она остановилась у двери в гостиную, её рука дрогнула на ручке, но она всё же вошла внутрь. Огни камина мерцали в полумраке, мягко освещая просторное помещение. Катрин подошла ближе к огню и опустилась в кресло, инстинктивно обхватив себя руками.
– Странно, что в таком тепле всё равно чувствуешь холод, – сказала она, словно себе.
Ренар сел напротив, положив руку на резной подлокотник. Внимательный, но ненавязчивый, он терпеливо ждал, пока Катрин заговорит. Наконец она подняла на него глаза.
– Вы, наверное, думаете, что я из тех, кто привык к комфорту, кто всегда получал всё, чего хотел? – тихо произнесла она.
Профессор чуть приподнял бровь, но промолчал, предоставляя ей продолжить.
– Но это не так, – добавила она. – Всё, что у меня есть, я вырвала у жизни. Каждый шаг – через боль, страх и отчаяние.
Ренар не перебивал, лишь чуть наклонился вперёд, давая понять, что слушает внимательно. Катрин провела рукой по гладкой поверхности подлокотника, пытаясь найти слова.
– Я выросла в крохотной деревне. Никто не верил, что у меня есть будущее, даже я сама. Моё детство – это холодные зимы и постоянная борьба за выживание. Отец пил, а мать… – Она замялась, глядя в пламя камина. – Мать просто исчезла однажды. Ушла и не вернулась.
Профессор молчал, но его глаза выражали сочувствие, и Катрин это почувствовала.
– Когда мне было семнадцать, я сбежала. Уехала в Париж, думая, что там всё будет иначе. Но жизнь оказалась ещё жестче. Работала официанткой, жила в комнате с прогнившим полом. Каждый день – борьба, чтобы заработать хоть немного. А потом… – Она на секунду замолчала, её голос стал тише. – Потом мне повезло. Я встретила человека, который дал мне шанс. Маленькая статья в местной газете, ещё одна… Так началось моё настоящее.
Ренар осторожно спросил:
– И вы сразу выбрали журналистику? Или это был вынужденный выбор?
Катрин улыбнулась горько.
– Я хотела найти правду. Всегда. Даже когда никто не верил в меня, я знала, что правда – это сила. Она может изменить жизнь, может разрушить ложь, в которой мы живём.
Её глаза встретились с глазами профессора, и он увидел в них что-то большее – не только боль прошлого, но и внутреннюю силу.
– Но, чтобы добиться успеха, мне пришлось пройти через многое, – продолжила она. – Меня называли слишком настырной, слишком упорной. Я слышала о себе всё: что я готова продать душу за статью, что у меня нет совести. А я просто делала своё дело. Свою работу.