Её рука дрожала, когда она снова коснулась ручки. Лёгкое прикосновение заставило её почувствовать прохладу металла, словно шкатулка реагировала на прикосновение. Она не спешила заводить её, боясь, что звук мелодии нарушит гнетущую тишину, которая, несмотря на всю свою тяжесть, казалась безопаснее любых звуков.

Софи отвела руку и откинулась на спинку стула. Она смотрела на шкатулку, как на нечто странное и непонятное. Её внутренний голос твердил, что лучше оставить всё как есть, но любопытство продолжало разъедать её. Лишь лунный свет, мягко освещавший её лицо, искажённое сомнением, был единственным свидетелем этого напряжённого момента.

Софи долго сидела напротив шкатулки, чувствуя, как её любопытство постепенно вытесняет остатки осторожности. Металлическая ручка словно манила её, притягивая, как магнит. Она выдохнула, проводя ладонью по своей шее, пытаясь снять напряжение.

– Это просто шкатулка, – прошептала она, будто убеждая саму себя.

Слова не помогли. Внутренний голос кричал о том, что её действия необратимы, но Софи проигнорировала его. Её пальцы вновь потянулись к ручке, теперь уже с решимостью. Когда она начала поворачивать заводной механизм, в комнате раздался тихий металлический щелчок. Шкатулка ожила.

Едва слышная, но изысканная мелодия начала наполнять комнату. Звук был мягким, как дыхание старинного музыкального инструмента, но в нём было что-то настораживающее. Ноты, хотя и звучали гармонично, казались чуждыми, словно их автор пытался запечатлеть в музыке нечто, что должно было остаться сокрытым.

Софи наклонилась ближе, её взгляд был прикован к шкатулке. Она подалась вперёд, словно звук завораживал её, погружая в странное оцепенение. Мелодия становилась громче, её ритм ускорялся. Вдруг крышка шкатулки начала медленно подниматься.

Она затаила дыхание, её пальцы непроизвольно сжались. Изнутри появилось что-то, что сначала показалось крошечной фигуркой. Но с каждым мгновением детали становились всё отчётливее. Это была механическая кукла, одетая в белое платье невесты. Её лицо было идеально гладким, изысканным, как фарфоровая маска. Глаза, сделанные из блестящего стекла, смотрели прямо на Софи.

Кукла слегка покачивалась из стороны в сторону с грациозными движениям танцовщицы. Ноты мелодии словно подчёркивали её шаги, которые выглядели одновременно изящными и пугающими. Белое платье переливалось в свете ночника, делая фигуру куклы почти живой.

Софи не могла отвести глаз. Она чувствовала странное притяжение, как будто кукла двигалась не по воле механизма, а по собственной прихоти. Её маленькие руки изящно приподнялись, и в этом движении было нечто зловещее.

Мелодия продолжала звучать, теперь она стала навязчивой, почти гипнотической. Кукла внезапно остановилась, её голова повернулась в сторону Софи. В этот момент ей показалось, что глаза куклы вспыхнули холодным светом, едва уловимым, но реальным.

Софи почувствовала, как по её спине пробежал холод, когда кукла снова начала двигаться. Её изящные, грациозные шаги постепенно переходили в танец, мелодия звучала всё громче, а движения становились более уверенными. Белое платье куклы развевалось, создавая иллюзию жизни, но в её грации было что-то тревожное, словно в каждом шаге и повороте скрывалась угроза.

Сначала Софи наблюдала за этим в оцепенении, её взгляд не отрывался от механической фигуры. Но по мере того, как мелодия становилась всё более навязчивой, а движения куклы – резкими, её оцепенение сменилось беспокойством. Повороты головы куклы теперь выглядели как удары: резкие, угрожающие, будто она замечала всё, что происходило в комнате. Руки куклы поднимались выше, вытягивались в сторону Софи, её пальцы двигались, словно пытались дотянуться до неё.

– Хватит… – прошептала Софи, её голос сорвался.

Она поднялась с кресла, сделав шаг назад, но танец куклы не останавливался. Фигурка продолжала двигаться, её шаги становились более агрессивными, а мелодия – почти оглушающей. Звук музыки заполнил всё пространство комнаты, заглушая даже её мысли. Казалось, что шкатулка жила собственной жизнью, управляемая чем-то гораздо более сложным, чем заводной механизм.

Софи потянулась к шкатулке. Она взяла крышку и попыталась опустить её, но шкатулка не поддавалась. Её пальцы скользнули по гладкому дереву, а крышка сопротивлялась, как будто была частью чего-то большего, чем просто музыкального устройства.

– Почему ты не закрываешься? – в панике прошептала она, снова прикладывая силу.

Кукла, не прерывая танца, повернула голову прямо к Софи. Её стеклянные глаза теперь казались ярче, а в их блеске было что-то жуткое, как будто она действительно наблюдала за ней. Шкатулка, мелодия, движения куклы – всё это становилось частью одного зловещего ритуала, от которого невозможно было убежать.

Софи отчаянно боролась с крышкой шкатулки. Её пальцы, дрожащие от страха и напряжения, скользили по гладкому, отполированному дереву. Шкатулка, казалось, противилась её усилиям, как будто обладала собственной волей. Крышка не поддавалась, словно сама шкатулка наслаждалась паникой своей владелицы. Мелодия, которая раньше звучала тихо и даже изысканно, теперь усиливалась, её звуки становились всё более резкими, как острые лезвия, разрывающие воздух.