– Не бойся, – произнёс маркиз насмешливо. – Это всего лишь сон. Или реальность?

Эти слова, как последний удар, разорвали его сознание. Он закричал, но звук утонул в безмолвной комнате, где всё подчинялось воле маркиза.

Филипп резко проснулся. Он сел на кровати, тяжело дыша, как будто только что выбрался из глубоких вод. Комната была тёмной, и только слабое мерцание луны пробивалось сквозь полупрозрачные шторы. Его тело было покрыто липким потом, а сердце стучало, как барабан.

Утро в «Ля Вертиж» наступило медленно, словно само время сопротивлялось началу нового дня. Тусклый свет пробивался сквозь тяжёлые шторы, заполняя гостиную приглушённым свечением. Завтрак, накрытый на массивном деревянном столе, выглядел почти привычно, но никто из гостей не мог заставить себя расслабиться. Атмосфера была натянута, как тонкая струна, готовая лопнуть от малейшего движения.

Софи появилась последней. Её лицо было бледным, взгляд – тяжёлым, а движения – нервными. Она едва кивнула остальным, заняв место рядом с пустующим стулом, на котором ещё недавно сидел Антуан. Молчание за столом, прерываемое только звоном посуды, казалось оглушительным.

– Мы так и будем молчать? – вдруг произнесла Софи резче, чем она, возможно, намеревалась.

Гости замерли, их взгляды устремились на неё. Катрин, держа чашку кофе, подняла глаза, но промолчала.

– Почему вы молчите, Катрин? – резко продолжила Софи, но её голос дрожал. – У вас всегда есть что сказать, всегда есть объяснения. Почему же сейчас вы молчите?

Катрин опустила чашку на блюдце медленно, почти показательно спокойно.

– Что именно вы хотите услышать? – спросила она тихо, но твёрдо.

– Я хочу знать, что вы здесь делаете, – выпалила Софи. – Вы ходите, наблюдаете, говорите с каждым, будто это ваша работа – манипулировать людьми.

– Манипулировать? – холодно переспросила Катрин, приподняв бровь. Она едва сохраняла самообладание. – Софи, я не понимаю, что вы хотите этим сказать.

– Вы прекрасно понимаете! – выкрикнула Софи. – С тех пор как мы здесь, вы всегда стоите в центре, вы направляете разговоры, вы собираете информацию. А потом всё это превращается в страх, который разъедает нас изнутри.

Катрин долго смотрела на неё, в её глазах читалось одновременно удивление и сожаление.

– Вы действительно думаете, что я пытаюсь сделать вам больно? – тихо спросила она.

– Я не знаю, что вы пытаетесь, – эмоционально ответила Софи. – Но вы уже сделали достаточно.

Гости за столом молчали. Пьер, стоявший у камина, бесстрастно наблюдал за происходящим.

– Софи, – мягко, но сдержанно вмешался Ренар. – Это не лучший способ справиться с болью.

– Вы ничего не понимаете! – закричала она, её лицо исказилось от боли. – Вы все… вы все просто сидите здесь, как будто ничего не происходит, а каждый из нас может быть следующим.

– Мы все в равных условиях, – спокойно произнесла Жанна. – Нападать друг на друга сейчас – это то, что от нас ждёт эта картина.

– Вы тоже её защищаете? – повернулась к ней Софи, резанув взглядом острым, как нож. – Или вы тоже связаны с этим всем?

Жанна не ответила, её взгляд был направлен на стол, но лицо оставалось спокойным.

– Софи, хватит, – снова вмешался Ренар. – Ваша боль понятна, но эти обвинения не приведут ни к чему.

Софи встала, её руки сжались в кулаки.

– Вы ничего не понимаете, – прошептала она, её голос дрожал. – Никто из вас не понимает, что мы все обречены.

Она развернулась и, не глядя на гостей, быстро вышла из гостиной. Напряжённое молчание накрыло стол, как густой туман. Катрин снова подняла чашку и отпила кофе, устремив взгляд куда-то вдаль.

– Это было неизбежно, – тихо произнесла Жанна.

– Неизбежно? – переспросил Филипп, его голос был пропитан сарказмом. – Или вы просто оправдываете то, что она права?

Жанна подняла глаза.

– Иногда правда звучит слишком резко, чтобы её принять.

Пьер, наконец, оторвался от камина и сделал шаг к столу.

– Мы не сможем выбраться отсюда, если будем раздирать друг друга на части, – произнёс он. – Каждый из нас уже потерял слишком много.

Катрин посмотрела на него, но промолчала. Она чувствовала, что этот разговор – только начало чего-то более разрушительного.

После того как Софи покинула гостиную, за столом воцарилось тягостное молчание. Каждый избегал смотреть друг на друга, словно одно неверное движение могло нарушить шаткое равновесие. Только слабое потрескивание огня в камине и едва слышный шум снега за окнами нарушали тишину.