Шрифт:
Я обернулся и вопросительно посмотрел на нее через ограду. Что-то она сегодня больно празднично выглядит. На свиданку, что ли, собралась в свои семьдесят пять?
На ее обращение я уже давно не обижался. Да и смысл, если родителя не выбирают. Подумаешь, сын графа. Толку-то? В моей крови нет ни капли магии! За это я и оказался в этой деревне. Тут были совсем другие правила.
Поэтому и приходится бегать по поручениям бабки. Кстати, родной. Она тоже магией особо не вышла. Хотя при этом умудрялась держать всю деревню в кулаке. И как ее внук, мне приходилось соответствовать.
— Значится так, — понизила голос она, — зайдешь сегодня к Михалычу, скажешь, что от меня. Возьмешь у него… он сам знает, что именно. И сразу дуй ко мне, нигде не задерживайся. Ясно тебе, голова садовая?
Я кивнул и не спеша пошел в сторону маленького рынка. Там меня должен был ждать староста из соседней деревни. Он уже месяц обещал мне доставить глину, да все медлил. А мое терпение не безгранично.
Пока я привычно оглядывал разноцветные домики, думал о том, что же мне такого сегодня снилось. Что-то важное! И почему-то мне от этого было не по себе.
В тот же момент в ярком свете солнца мне вдруг чудились смутные тени, ровно возле таблички с гордым названием деревни «Васильевка». Пришлось проморгаться и протереть глаза, чтобы они исчезли. Не проснулся, что ли?
Впрочем, я быстро выкинул это из головы, потому что увидел старосту.
Встреча с ним прошла быстро, успели за десять минут утрясти все вопросы. Но мне все равно пришлось задержаться, так как оболтусы Лисицыных ради смеха решили умыкнуть у деда Корнея десяток яблок.
Пришлось учить их манерам и уважению к старшим. В прошлый раз я уже с ними разговаривал и обещал применить меры, если они не исправятся. Надеюсь, старый добрый фонарь под глазом научит их чему-то хорошему.
На обратном пути вспомнил, что нужно зайти к Михалычу.
Он, оглядываясь по сторонам, сунул мне в руки увесистый сверток и, хитро подмигнув, скрылся у себя в избе.
Я пожал плечами: тут у всех были свои тайны, и не все мне следовало знать. Пусть и очень хотелось.
Меня только заинтересовали, завихрения у Михалыча за спиной. Хотя это вполне могла быть тень от вешалки в прихожей.
Михалыч у нас известный плотник, руки у него золотые! Да еще и способность правильная, подходящая. Ходят слухи, что он может уговорить деревянную бочку лет пятьдесят не портиться, чтоб ты с ней ни делал.
Мысль о магии напомнила мне, что нужно спешить к бабке Анфисе. Едва она меня увидела, то быстро выхватила сверток, сунула мне в руку монету и буквально вытолкала за порог.
Точно магичить будет. Она у нас ведунья, будущее может увидеть. Правда, ее всегда, да и точность хромает, но время от времени, что предсказывает с пугающей точностью.
Не успел я повернуть к дому, как меня окликнули. Я обернулся, уже зная, кто меня зовет. Василий Петрович, будь он неладен! Он числился старостой нашей деревни. Хотя какой из него староста?
— Виктор Викторович! Есть минутка?
Особой любовью у меня он не пользовался. Да и с чего бы? Хитрый, пронырливый, но если что-то нужно найти, то он это мог и из-под земли достать. Наверное, поэтому вечно ходил с таким лицом, будто он здесь главный. Ага, конечно.
— Да, Василий Петрович, что случилось?
Если он опять про деньги, ей-богу, ругаться буду! Достал уже вечным нытьем. Но тут ничего не поделаешь, мне приходилось решать и такие вопросы. Шутка ли, единственный сын хозяина деревни. Хоть и бастард. Только вот как это родной бабке объяснить? Она негласно тут всех в своем сморщенном кулаке держала.
— Тут такое дело, не поймите меня неправильно, — староста снял с головы фуражку и смял ее в руках. — Батюшка ваш снова прислал письмо. Пишет, что мы не все деньги ему выслали. Мол, по новому указу, теперь на три процента больше надо. Но вы же сами знаете, мы тут и так впроголодь живем! Напишите ему. Вы же слова умные знаете. Он послушает вас! Родная кровь все-таки.
Мне захотелось сплюнуть. Родная кровь! Родная кровь, да без капли магии, графу Васильеву не нужна.
— Василий Петрович, деньги я вам достану, но Виктору Семеновичу писать не буду, — я сложил руки на груди.
Староста после моих слов бросился мне в ноги. Его морщинистое лицо исказилось, и из глаз потекли слезы.
— Спаситель вы наш! Какая же у вас душа добрая! Век не забудем доброты вашей!
— Встань уже, — угрюмо сказал я. — Сколько не хватает?
Василий Петрович ловко поднялся с колен, отряхнул штаны и, глядя мне в глаза, назвал сумму.
Я аж обалдел от такого заявления.
— Да граф там в своем поместье ополоумел уже?! Откуда в нашей деревне такие деньжищи-то?!
— Вот, а я о чем, Виктор Викторович, — моргнув, ответил он.