Доказательством упадка или даже изначальной нежизнеспособности советской идеологии, по мнению западной пропаганды, был «поворот СССР к капитализму», при том что коммунизм остался «мечтой, неосуществимой утопией», в то время как США, наоборот, «приближались к социализму» [257] . Западные идеологи, в соответствии с теорией «конвергенции», провозглашали, что «социализм неминуемо превратится в подобие капиталистического общества» [258] . В статье Е. Беркова, опубликованной в 1969 г. в журнале «Плановое хозяйство», говорилось, что западные политики и экономисты усиленно распространяли «миф «о повороте к капитализму» (или «либерализации» экономики) социалистических государств», извращали «сущность проводимых в них хозяйственных реформ», в том числе приводя в пример «попытку антисоциалистических элементов реставрировать капитализм в Чехословакии» [259] .

В то же время западная пропаганда констатировала проблемы советской экономики, в которой наблюдались «спады и диспропорции, промышленность не в состоянии производить дешевую и качественную продукцию, а сельское хозяйство — обеспечить население необходимым кол-вом продуктов», «в планах развития народного хозяйства акцентируется внимание лишь на тяжелой индустрии и не ставится цель улучшения народного благосостояния», которое оставалось низким, как и уровень заработной платы, из-за чего приходилось «широко использовать женский труд, даже на тяжелых работах». Относительно «научно-технической революции», как отмечал Г.Х. Шахназаров, западные идеологи заявляли, что при социализме ее «отрицательные социальные последствия… будут еще разрушительнее», чем при капитализме, ибо советский строй «менее, чем капитализм, способен к адаптации» [260] .

В 1968 г., во время студенческих волнений в капстранах, в передачах западных радиостанций, направленных на население СССР, были «видны попытки доказать, что кризисный (политический) характер носят студенческие волнения не в буржуазных странах, а в странах социалистического лагеря — Чехословакии, Польше и Югославии». В обзоре, составленном Комитетом по радиовещанию и телевидению, подчеркивалось, что западная пропаганда апологизировала «анархические, авантюристические действия части студенчества… во Франции и в других странах». В частности, западные СМИ утверждали, что студенческие выступления во Франции доказывали правильность идеологических установок левацкой молодежи, тогда как Москва, напротив, заклеймила участников студенческих волнений, отозвавшись о них как о «хулиганах и головорезах» [261] . По данным КГБ, в разговорах с советскими гражданами иностранцы «ставили много вопросов о воспитании молодежи» [262] .

Звучала в таких беседах и этнорелигиозная тема. Иностранцы утверждали, что национальные республики в СССР «в решении политических и хозяйственных вопросов, и особенно, в отношениях с другими государствами… не пользуются суверенными правами». Они также спрашивали, много ли в СССР «верующих, есть ли условия для отправления религиозных обрядов, какие препятствия чинятся властями проведению богослужения и совершению обрядов» [263] .

Пропаганда также шла из Китая, отношения с которым у СССР неуклонно ухудшались с конца 1950-х гг. К 1965 г. Пекинское радио значительно расширило свое вещание на Советский Союз (одновременно работали 23 передатчика на коротких и средних волнах). Содержание китайской пропаганды, по мнению советских идеологов, отражало «искажение социалистической идеологии и… практики группой Мао Цзэдуна» [264] (на самом деле не какой-то «группой», а весьма большой партией — КПК).

Характерный пример китайской пропаганды — брошюра «Довести до конца борьбу против хрущевского ревизионизма», изданная в Пекине на русском языке в 1965 г. Таким «ревизионизмом» китайцы считали линию СССР на «мирное сосуществование» с капстранами, а также концепции «общенародного государства» и «всенародной партии». Они считали, что этот путь был взят при Н.С. Хрущеве, политику которого китайцы называли «изменой марксизму-ленинизму и делу мировой пролетарской революции» (на самом деле эти тенденции появились уже в эпоху И.В. Сталина. — Ф.С.).

В этой брошюре говорилось, что СССР вступил в «союз с силами империализма против дел социализма, союз с США против Китая», что развернулось «советско-американское сотрудничество во имя владычества над миром» (интересно, что аналогичные идеи о «сговоре сверхдержав» циркулировали и среди скандинавских социал-демократов. Очевидно, это было «общим местом» опасений у разных стран мира в отношении сильных держав. — Ф.С.)

Китайская пропаганда обвиняла «ревизионистов-хрущевцев» в «предательстве ими интересов советского народа, народов социалистических стран и миролюбивых народов всего мира», а также утверждала, что «марксисты-ленинцы различных стран… развернули полемику с ревизионистами-хрущевцами» (под «марксистами-ленинцами» китайцы, очевидно, понимали Албанию и немногочисленные маоистские группы в разных странах мира — Ф.С.).

Важным моментом было обоснованное указание на «обуржуазивание» советской «номенклатуры», которая «образовала буржуазную привилегированную прослойку, противостоящую советскому народу».

Китайцы одобряли «уход Хрущева со сцены», который они называли «большой победой марксизма-ленинизма». Тем не менее китайская пропаганда утверждала, что «новое руководство КПСС… унаследовало в целости и сохранности все регалии хрущевского ревизионизма». Китайцы считали, что «после ухода Хрущева люди, сменившие его, занимаются тем же, что и Хрущев», что «это тот же самый хрущевский ансамбль» (действительно, многие представители нового руководства СССР находились у власти и при Хрущеве. — Ф.С.). По утверждению китайской пропаганды, «возникновение хрущевского ревизионизма — это не вопрос отдельных личностей, не случайное явление…Он является продуктом разгула капиталистических сил в Советском Союзе, а также продуктом империалистической политики».

Китай в своей пропаганде выступал также на защиту своего единственного союзника среди соцстран — Албании — от «великодержавно-шовинистической политики» СССР [265] .

Из Албании тоже шла антисоветская пропаганда. В брошюре «Советская ревизионистская клика идет быстрыми шагами по пути восстановления капитализма», изданной в Тиране на русском языке в 1967 г. и заброшенной на территорию СССР, в основном порицалась «Косыгинская реформа» и система материального стимулирования, которую албанцы считали доказательством «капиталистического перерождения экономической организации» СССР.