В сердитое пыхтение Диомеды вплелись нотки задумчивости. Поразмышляв, она неуверенно сказала:

— Ужесточать приговоры? Если у Света такой же бзик на справедливости, как у Тьмы — на эгоизме, то, возможно, со всех преступников надо было спрашивать по максимуму?

— Возможно, и так. Но у меня есть иной вариант, более логичный. Скорее всего, нам попросту требовалось выйти за рамки человеческой морали. Хранитель — дух. Элементаль Стихии. Пусть и мыслящий, но все равно крайне далекий от человека или других разумных рас, обладающих обычным физическим телом. У него не может быть человеческих понятий о справедливости. Они могут быть достаточно близки к нашим… иначе мы попросту завалили бы испытание… но обязаны отличаться.

— И в чем же, по-твоему, отличия?

Я искренне рассмеялся и открыл глаза. Взглянул на напарницу, с искренним интересом и ожиданием смотревшую на меня. Как же она привыкла к моему иллюзорному всеведению!

— Понятия не имею, Ди. Я все еще человек. Может, нужно было сходу казнить лжецов, или отпускать убийц, которые честно дрались со своим врагом один на один… сотни вариантов, и какой правильный — понятия не имею, увы. Спроси меня об этом, когда я стану Заклинателем и обрету связь со Светом. Может, тогда отвечу.

— Отец, а как ты стал гертэном?

— Ну, для начала, половина моих братьев и сестер погибла в скитаниях. Еще двое посмотрели, как твой дедушка пытается выкроить в своем графике хотя бы минутку свободного времени — и вежливо отказались от такого будущего.

— А ты?

— А меня последним спрашивали. Выбора уже не оставалось.

Из бесед Церетеуса и Диомеды Таубер

— Ваша светлость! Ваша светлость! — встревоженный голос Литта, заглушенный мощной толстой дверью, был едва слышен. Зато барабанная дробь, которую тот лихорадочно отбивал по двери, была слышна более чем прекрасно.

Церетеус Таубер вздохнул и с тоской посмотрел на мольберт с едва-едва начатой картиной. Ни секунды покоя. Впрочем, судя по интонациям в голосе помощника, случилось что-то важное, так что прерваться придется в любом случае… Легкое движение ладонью, отточенная, собственноручно составленная техника, даже в усеченном варианте состоящая из доброй тысячи символов — и масло на холсте резко высохло, кисти с палитрой очистились, бутылочки с краской заткнулись пробками… Спустя пару секунд быстрых сборов все принадлежности для рисования аккуратно поднялись в воздух и залетели в шкаф, на который указывал палец гертэна. Церетеус уселся в кресло за массивным рабочим столом и, даже не пошевелившись, одним взглядом распахнул массивную дверь кабинета:

— Заходи. Хватит шуметь. Что случилось?

Литт, молодой безусый паренек, едва перешагнувший двадцатилетний порог, быстрым шагом ворвался в кабинет и, поклонившись господину, протараторил, глядя в пол:

— Пятая рота стражи поймала диверсионный отряд Заклинателей, ваша светлость! Боевая десятка, принадлежность неизвестна. Семеро мертвы, двоих ранили, оглушили и везут в замок на допрос, один сумел уйти.

— Ушел глава отряда?

— Да, господин. Все остальные упорно прикрывали его отход. Впрочем, судя по быстрому допросу на месте, его заместитель оказался среди пленных, и он тоже должен что-то знать.

— Сколько потерь у нас?

— Двое. Еще пятеро ранены, но лекари в отряде сумели их вытащить.

— Плохо. При таком-то численном перевесе! — Церетеус недовольно закусил губу. — Какой-то чересчур мощный отряд… Когда диверсантов привезут в замок, я хочу присутствовать при допросе.

— Хорошо, ваша светлость.

— Что-то еще?

Литт замялся, явно пытаясь подобрать правильные слова. Наконец, осторожно сказал:

— До момента допроса мы не можем ничего сказать точно… но их поймали в районе Лазурного Брода.

В кабинете повисла тяжелая пауза. Церетеус прикрыл глаза, погрузившись в размышления. Литт стоял, не шевелясь и изо всех сил стараясь не издавать звуков, чтобы не мешать размышлениям господина. Последнее было сложно, потому что, спеша в кабинет его светлости, он забыл стянуть волосы в хвост, и теперь непослушные прядки лезли в глаза, вызывая невероятное желание смахнуть их вбок. Казалось бы — осторожное движение, что такого? Но, учитывая остроту органов чувств Обладателей, даже легкое движение воздуха от поднятой руки не останется незамеченным господином Церетеусом. А это может сбить его с важной мысли. И пусть правителем (да и просто, человеком) тот был справедливым, так что наказания за такую мелочь, конечно, не последует… но парень откровенно им восхищался. И даже немного превозносил. Так что, замерев соляным столпом, он терпел нарастающее неудобство не из-за страха, а из-за почтения.

Наконец, гертэн открыл глаза и поднялся из кресла.

— Что ж, подозрения, что с Бродом всё было не так просто, у нас уже были… и если они действительно виноваты в том наводнении — это переходит рамки обычных соседских трений. Поэтому допрашивать их следует с особым… пристрастием. Виновника требуется установить обязательно. Но главное — это требует ответных мер… — он тяжело вздохнул и направился к выходу из кабинета. — Собери в малом зале Алькауса, Тита, Хорианну…

Глава дружины, казначей, жена, последнее время взявшая на себя бремя общения со старостами подвластных деревень, и, по сути, управлявшая ими… кто еще? Мэр Лон’Гримма? Нет, он тут будет лишним. Основную информацию по раскладам в городе, раскинувшемся под стенами родового гнезда Тауберов, все равно знает Хорианна. А вот глава тайной службы будет нелишней. И советник, отвечающий за контакты с другими лордами. И… ладно, пока все.