Шрифт:
Хотя я не уверена, что здесь уместно слово «выбрала».
Почему-то вспомнилась мама. Я не склонна к постоянным влюблённостям — глубоких и сильных чувств в моей жизни было немного, — а она и вовсе была однолюбом. Как втюрилась в молодости в моего отца, так и всё. И пронесла это чувство сквозь всю свою жизнь — в итоге оно её и погубило.
Папа у меня пил нещадно. Начал он не сразу, поэтому мои воспоминания о нём не окрашены исключительно в чёрный цвет. Мне было двенадцать, когда папа начал периодически уходить в запои. Случилось это после того, как он потерял работу — девяностые, тогда все теряли заработок, — а потом из-за недостатка лекарств умерла его мама, моя бабушка. Папа вырос безотцовщиной, маму очень любил, и её смерть стала для него большим ударом, шоком, который он отныне стал стремиться утопить в бутылке.
Мы поначалу думали, что всё это временно. Однако, увы — нет на свете ничего более постоянного, чем временное, и папа так и не оправился. Нет, он пил не триста шестьдесят пять дней в году, но постоянно. И лечиться пытался, но любого лечения хватало ненадолго — пара-тройка месяцев, а потом опять.
Мне к совершеннолетию всё это ужасно надоело. Я в то время, как и многие молодые люди, была больше эгоисткой, чем альтруисткой, — мне хотелось спокойно учиться и жить, а не вытирать с пола рвоту и не пытаться разбудить пьяного отца, чтобы переложить его с коврика перед дверью на диван.
Мама и не думала бросать папу, она его поддерживала изо всех сил. Поддерживала и лечила. И верила, что вот-вот, ещё немножко и он перестанет пить. Увы, но она этого так и не дождалась.
Мама умерла, когда мне исполнился двадцать один год, я закончила институт и устроилась на работу. Она не болела, не лежала годами, а просто уснула и не проснулась — тромб. И казалось бы: после этого отец должен был начать пить ещё сильнее… но он неожиданно будто пробудился от долгого сна и вообще перестал брать в руки бутылку. Всё винил себя, говорил, что, если бы не он, мама была бы жива.
Однако, несмотря на то, что папа прекратил пить, он начал стремительно угасать. Поседел, похудел, обзавёлся синяками под глазами, у него стали разрушаться зубы. Я пинками загнала его к врачу, но было поздно. У папы диагностировали последнюю стадию рака печени.
Вот так в течение двух лет я потеряла обоих родителей, что очень сильно повлияло на мою личность. Пытаясь спасти отца, я думать забыла о себе — как и мама когда-то.
Почему я вообще вспомнила про них сейчас?..
Наверное, потому что, несмотря на все трудности в их браке, я точно знала, что они друг друга любят. Однако папа, даже любя маму, смог отказаться от алкоголя лишь после её смерти, когда это было уже не настолько нужно и важно.
Вот и Виктор… Привыкнув блядовать, сможет ли он отказаться от привычного образа жизни? Даже ради любви — сможет ли?
Я реалист, поэтому серьёзно сомневалась в этом.
48
Ася
В пятницу вечером, устав от ожидания, я начала книгу, в которой сделала главным героем мужчину, похожего на Виктора. Нет, не внешне, внешность я придумала другую. Я взяла только суть — мой герой, так же, как Виктор, не заводил серьёзных отношений, менял партнёрш как перчатки и составлял списки женщин.
Раньше я не делала ничего подобного, и в моих книгах если и были моменты из настоящей жизни, то очень мало, штрихами. Но чтобы взять и поместить в историю человека, неожиданно ворвавшегося в мою судьбу несколько недель назад, — нет, такого я раньше не проделывала.
Думаю, это было что-то вроде терапии. Я не знала, что делать с Виктором на самом деле, — может, хотя бы в книге я смогу придумать что-то достойное?
Ни близнецы, ни Лика, кстати, нашего нового знакомого все прошедшие дни не вспоминали. Как говорится, «умерла — так умерла». И я не сомневалась, что они, в отличие от меня, не заморачиваются на его счёт на самом деле. Чего им заморачиваться? Главное, что мама на месте, а чужой мужик — он всё-таки чужой мужик. Да, было интересно, забавно, местами вкусно, но хватит, пора домой. В гостях хорошо, а дома лучше. Вот и не вспоминали о Викторе.
А я почему-то думала о том, что ему, мне кажется, было бы обидно об этом узнать. Он-то хотел втереться к моим ребятам в доверие, но в итоге напортачил — и они предпочли забыть о своём воскресном неприятном приключении. Я им даже завидовала — у меня забыть не получалось.
В субботу утром я собиралась немного поработать над текстом — да-да, над тем самым текстом, про аналог Виктора, — но, увы, ничего у меня не вышло. Потому что с самого раннего утра все трое моих детей проснулись с соплями, кашлем и температурой.
Как они умудрились вот так вляпаться — конец мая, погода тёплая, если не сказать жаркая, — ещё и втроём, я не представляла. Хорошо, что сама пока не заболела, иначе это было бы совсем печально.
В общем, Виктор временно вылетел из моей головы. Нужно было вызвать врача, потом поскандалить из-за того, что он почему-то не пришёл, дать всем жаропонижающее и заставить прополоскать горло, проследить, чтобы дети спали, а не молча играли во что-нибудь за закрытой дверью, ещё и сидя на полу, — да, бывало и такое, — вывести погулять Бима, не забыть покормить кошек… Кроме того, необходимо было следить за Сенькой, чтобы она ниоткуда не грохнулась и не сломала себе ещё что-нибудь. Швы на её собранной ножке казались мне уже вполне пригодными для снятия, и, по идее, нужно было записаться на понедельник в клинику, но я не представляла, как оставлю своих ребят одних. Не с температурой под тридцать девять! Поэтому решила немного повременить. Хотя бы пару дней подожду, пока им не станет легче, а потом займусь Сенькой.