— Почему ты не рассказала мне о нападении? — спрашиваю я, стараясь не звучать обвиняюще.

Она поднимает на меня взгляд, в её глазах мелькает тень обиды.

— Рубен рассказал тебе, да? — вздыхает она, опуская кружку на стол. — Я не хочу объявлять об этом всему миру. И, честно говоря, сейчас мне кажется, что ты тоже считаешь меня лгуньей или лицемеркой.

— С чего бы мне так думать?

Беатрис отворачивается, её пальцы нервно поглаживают край кружки.

— Потому что я сказала тебе, что никогда ни с кем не спала.

Я нахмурился, её слова задели меня. Не из-за содержания, а из-за того, как она сама себя судит.

Мне не нравится, что она предполагает, будто я буду судить её за это.

— Это не считается, Беатрис. Но я всегда думал, что до Лео у тебя были другие отношения, — мягко замечаю я.

Она делает глоток кофе, качает головой и снова ложится на диван, глядя в потолок.

— Мой школьный парень бросил меня, потому что оказался геем, но хотел убедиться, что это не просто его фантазии. Я была для него пробной версией. Мы даже до поцелуев толком не дошли. Потом я встретила Лео на первом курсе колледжа, но тогда мы не поддерживали связь и вновь встретились только через год.

Она смотрит в сторону, словно проживает всё это заново, и в её словах слышится отголосок грусти.

— И после Адриана, моего первого парня, я не хотела торопиться с сексом с кем бы то ни было, — продолжает Беатрис. — Я хотела быть уверенной, что готова, и Лео уважал это. Мы были вместе полтора года, прежде чем я… прежде чем меня изнасиловали. — Она сглатывает и торопливо вытирает слёзы, которые никак не перестают течь. — Думаю, Лео не мог смириться с тем, что я сделала с кем-то другим то, чего не делала с ним. — Её голос дрожит, и она шмыгает носом. — Хотя я не виню его. Я сама была не в себе, мне снились кошмары — и до сих пор снятся, — которые не давали ему спать. Но время шло, и я думала, что у нас всё наладится, учитывая обстоятельства. Я начала тренироваться, и да, однажды вечером попала в больницу из-за того, что слишком много выпила, но это не было на постоянной основе. Хотя да, случалось чаще, чем стоило бы. Мне просто хотелось забыться, перестать слышать мысли и звуки, которые навевали воспоминания, ну, по крайней мере, те, что я могла вспомнить. А потом однажды Лео сказал, что больше не может так жить, и что, хотя он меня любит, этого недостаточно, чтобы поддерживать отношения, и что мы оба заслуживаем лучшего. — Беатрис высмаркивается, а затем её рыдания становятся сильнее, неконтролируемые.

Сначала я сопротивляюсь желанию обнять её, но в итоге поднимаю её и усаживаюсь рядом, заключая в свои объятия, пока она продолжает рыдать.

— Я давно понял, что ничто не длится вечно, — говорю я тихо. — Романтика, настоящая любовь — их не существует. Любовь мимолетна.

Её слёзы усиливаются, но вскоре она замирает, опустошённая.

— У тебя это плохо получается, ты ведь это понимаешь? — говорит она с горькой улыбкой, глядя на меня.

Беатрис лишь сильнее зарывается в моё плечо, её рыдания становятся тише, но глубже, словно в каждом вздохе — вся её боль.

Я тихо хихикаю, крепче прижимаю её к себе и нежно провожу рукой по её волосам.

— Да, я знаю. Но… Я также знаю, что Лео — не последний мужчина, которого ты когда-либо полюбишь.

— Откуда ты это знаешь? — спрашивает она, глядя на меня сквозь слёзы.

Я делаю глубокий вдох, обдумывая ответ.

— Потому что нам не суждено быть только с одним человеком, иначе человечество давно бы вымерло.

Она одновременно смеётся и плачет, пытаясь собрать себя.

— Для твоего сведения, ты самый ужасный человек, с которым можно переживать разбитое сердце, — с усмешкой говорит она, покачивая головой.

Глава 18

Беатрис

От постоянного жужжания в висках голова пульсирует тяжелой болью. Я вздрагиваю и пытаюсь поднять её с подушки, но она словно приклеена к ней. С усилием открыв глаза, вижу перед собой спящее лицо Габриэля. Мы лежим лицом к лицу, держась за руки… в моей постели.

«Как мы здесь оказались?»

Последнее, что я помню, — это как я рыдала на диване, а он молча обнимал меня. Опускаю взгляд и с облегчением замечаю: мы оба полностью одеты, а он даже не снял обувь.

Его волосы слегка взъерошены, несколько прядей упали на лоб. Щетина кажется гуще, чем обычно, а приоткрытые губы смягчают его обычно суровое лицо. Во сне оно выглядит моложе и спокойнее, лишённое постоянного хмурого выражения, с которым он ходит каждый день.

Жужжание телефона стихает, и Габриэль начинает шевелиться. Я тут же зажмуриваюсь, притворяясь спящей. Кровать едва слышно скрипит под его движениями, и жужжание окончательно прекращается. Меня удивляет, что он всё ещё держит меня за руку. Его дыхание становится тяжёлым, и я слышу лёгкий шорох его одежды. Внезапно его пальцы нежно пробегают по моим волосам, убирая с лица несколько выбившихся прядей. Я невольно вздрагиваю, когда его рука касается виска. Он аккуратно поглаживает меня по щеке, а затем большим пальцем проводит по моим губам.

— Я люблю тебя, — хрипло шепчет он, словно только что проснулся. — Подойди сюда, Беатрис Бьянки… Я восхищаюсь тобой. Никто не сравнится с тобой.

Он чертыхается, когда телефон снова начинает жужжать, и я, не выдержав, открываю глаза. Выключив будильник, он переводит взгляд на меня, на его лице расплывается ленивая, довольная улыбка.

— Доброе утро, как ты себя чувствуешь?

— Если не считать желания оторвать себе голову, всё не так уж плохо, — я слабо улыбаюсь, хотя боль всё ещё пульсирует в висках.