С тревогой я понимаю, что, вероятно, выгляжу как ребенок, впервые открывающий для себя конфету, и отступаю назад.

— Разве я сказал, что ты можешь убрать от меня свои руки?

Блядь, этот голос. Я на коленях буду умолять его озвучить мои любимые книги, если это потребуется. Я усмехаюсь.

— Я подумала, что ты захочешь, чтобы мои руки были в другом месте.

Я провожу ладонью вверх по его члену, и, черт возьми. Весь он никак не сможет поместиться внутри меня. Одна только головка широкая и пугающая.

Мягкий, низкий стон удовольствия вырывается из глубины его горла. И мой желудок переворачивается. Я сделаю все, чтобы заставить его снова издать этот звук.

— Сними их, — шипит он, кивая на мои колготки, как будто то, что я все еще стою перед ним полностью одетая, мучительно. Мне знакомо это чувство.

Может быть, в темноте он не заметит синяков от ударов Маркуса и его друзей по ногам. Если я не сниму платье, он не увидит самого худшего.

Он отслеживает каждый сантиметр, пока я снимаю колготки. Я уже такая влажная и готовая для него.

— Теперь платье.

Вместо этого я тянусь к ширинке на его брюках.

— Вообще-то, я бы хотела оставить его на себе. — Я уверена, ему будет все равно, когда его член окажется у меня во рту.

Он вырывается из моей хватки.

— Я пошёл за тобой сюда не для того, чтобы ты была одетой. А теперь будь хорошей девочкой и разденься для меня.

Вот дерьмо. Трудно спорить с мужчиной, который говорит такие возбуждающие вещи. Не говоря уже о том, что мне практически невозможно отказать кому-либо в его просьбе. Если это то, чего они хотят, если это сделает их счастливыми, если я стану им больше нравиться, я сделаю это.

— Зрелище будет не из приятных, — предупреждаю я его. Если он не захочет заниматься со мной сексом из-за моих синяков, я взбунтуюсь.

Он сердито смотрит на меня, но в его взгляде есть игривый оттенок. Я не уверена, обычно ли он ведет себя так в спальне или просто потакает мне. В любом случае, я приму это.

— Если ты сейчас же не снимешь платье, это сделаю я.

К черту, если он хочет, чтобы я сняла платье, я его сниму. Если синяк на моем лице не заставил его сбежать, я уверена, что еще несколько этого не сделают.

На его глазах я снимаю платье и остаюсь в лифчике без бретелек и трусиках. И все же я чувствую себя абсолютно обнаженной под его горящим взглядом.

Мускул на его челюсти напрягается, когда его взгляд останавливается на созвездии синяков. Я была права — он невероятно сексуален, когда злится.

Его голос звучит низко и опасно.

— Кто это с тобой сделал?

Мое сердце замирает. Он только что познакомился со мной, а уже выглядит так, будто готов сжечь весь мир дотла ради меня.

— Я же сказала тебе. Я…

— Не говори, что ты упала. — Его предупреждение звучит резко.

На самом деле, я понимаю, что совершенно незнакомому человеку не может быть до меня никакого дела, но он почти убеждает меня, что ему не все равно.

— Какая разница, что случилось? Ты ничего не можешь с этим поделать.

Не стоило этого говорить. Его взгляд затуманивается, и я вот-вот испорчу весь этот секс на одну ночь, ещё до того, как он окажется внутри меня.

— Сейчас я в порядке, — успокаиваю я его. — Я в безопасности.

За исключением того, что я не думаю, что когда-либо буду в безопасности, независимо от того, как далеко убегу.

Он подходит так близко, что наши грудные клетки почти соприкасаются. Ну, моя грудь и его живот.

— Это был парень?

Я качаю головой.

— Нет. И не бывший. И не родители. Они за много миль отсюда, и нет смысла больше говорить о них. Тем более, что мы незнакомы и больше никогда не увидимся. Так что, может быть, мы перестанем говорить об этом, и ты сможешь трахнуть меня прямо сейчас?

Я пригласила его сюда, чтобы забыться, а не для того, чтобы заново переживать все то дерьмо, которое привело меня сюда в первую очередь.

Похоть снова исказила его черты.

— Я трахну тебя, когда буду готов.

Судя по твердой, как камень, эрекции в его штанах, я бы предположила, что он готов трахнуть меня настолько, насколько это вообще возможно. Но вместо того, чтобы швырнуть меня на кровать или поставить на колени, чтобы я отсосала ему, он опускается на свои.

От вида этого огромного, скульптурного мужчины, стоящего передо мной на коленях, у меня замирает сердце. Его большие, покрытые венами руки скользят по моей пояснице, и мозолистые ладони фиксируют меня на месте, а его губы касаются моего живота.