На улице он с наслаждением вдохнул свежий воздух. Вдруг почувствовал, как пересохло во рту. Двинулся за девушкой почти бегом, и она, словно почувствовав его напряжённый взгляд, резко остановилась. Обернувшись, она воинственно выдвинула вперёд подбородок и чётко спросила:

– Зачем ты идёшь за мной?

Ким удивился. Он полагал, что у этой хрупкой, как деревце, девчонки должен был быть высокий фальцет. Но её низкий тембр голоса звучал с оттенком взрослой мудрости и усталости. Он ожидал, что, увидев его, она закричит что–то вроде «что тебе нужно, придурок?!». Но вместо этого она вполне спокойно спросила: – «Зачем ты идёшь за мной?». И потому он не стал врать, придуриваться, а чётко ответил на поставленный вопрос:

– Хотел познакомиться.

И тут же растерялся от своей откровенности. В груди у него совсем некстати проснулось выпитое пиво и хлынуло наверх.

Только не сейчас!

Но пиву было плевать. Отвернувшись, Ким согнулся пополам. Молодая пара шарахнулась, как от прокажённого. Кима рвало, и он краснел. Краснел от стыда.

Он ожидал, что она воспользуется этим и свалит. Сбежит от такого придурка, как он. Но не свалила. Стоя за его спиной, она спокойно сказала:

– На. Возьми платок.

Багровый от стыда, Ким взял протянутую ему тряпицу, вытер ею рот, хотел было протянуть платок обратно девушке, но вовремя спохватился, скомкал его, сунул в карман.

– Извини, кхм, ты мне просто понравилась, и я подумал, что, если ты уйдёшь, я же не найду тебя. Город не маленький, – произнёс Ким, глядя в зелёные спокойные глаза и удивляясь своей смелости, что вот так, в первый раз он бросился за девушкой. Наверное, это играло в нём выпитое пиво, а может быть, и не пиво вовсе, а эти её стоптанные угги, дурацкая куртка. Была бы она одета менее небрежно, скажем, в элегантное пальто, и на плече бы у неё висела кожаная стандартная сумка, а не это жёлтое страшилище, то Ким бы, наверное, постеснялся бежать за ней.

– Ну давай познакомимся, я – Женя, – просто ответила она и протянула руку. Ким пожал сухую ладонь девушки и представился.

В Питер Женя приехала всего пять месяцев назад поступать на медицинский колледж. Квартиру, которую удалось снять подешевле, находилась в часе езды от места учёбы, потому каждый день Женя тратила на дорогу приличное время. Для неё, как и для многих людей, метро стало отдельным миром. Поначалу, глазея на всех огромными глазами, эта худенькая девушка производила впечатление птенца, выпавшего из гнезда. Непривычная для неё массовость людей подавляла и непроизвольно сжимала её личность до микроскопических размеров. Со временем, правда, девушка научилась не замечать вокруг себя почти никого и вполне комфортно и с пользой проводить время в поездках: подготовиться к лекциям, почитать книгу.

Жене город не нравился. Не нравилось серое небо, которое всё время давило на виски, не нравилась вечная слякоть, и девушка, словно сопротивляясь природным явлениям, впрочем, осознавая, как это глупо, носила свои любимые угги, к вечеру часто промокавшие так, что приходилось сушить их на трубе. Она скучала по снежным, трескучим морозам Сибири, по тому глубокому чувству собственной значимости, которое присуще жителям севера, да и вообще всем, чьи жизни тесно переплетены с природой. Питер, несмотря на всю его помпезную, загадочную красоту подавлял, стирал её, как личность. Погрузившись в меланхолию, Женя плохо спала по ночам, скучая по родителям, по школьным друзьям, по маленькому своему солнечному городку – Зиме. Утешало лишь то, что учёба на медсестру займёт всего три года. А это не так много. И она вернётся домой.

Женя снимала двухкомнатную квартиру с такими же первокурсницами, как и она сама.

Тем субботним днём, когда Ким был на похоронах друга, Женя планировала хорошенько выспаться и совсем не планировала куда-либо ехать. Однако тремя днями ранее её одногруппник попросил у неё учебник по анатомии. Сказал, что подготовится к семинару и в пятницу вернёт. Но в последний рабочий день недели он не явился на пары и не ответил на несколько Жениных сообщений. Написал только в субботу утром: прости, мол, с друзьями загулял, лежу, сил нет никуда выйти.

А в понедельник семинар.

Назвав парня кидаловом, что вполне справедливо, Женя, скрепя сердце написала, что приедет в общежитие.

Так, субботним днём в скверном настроении она поехала за учебником.

Ким сразу привлёк её внимание. Худощавый, с измождённым лицом. В чёрном пальто, джинсах и чёрной рубахе он незримо отличался от других людей. Отличие это проявлялось флёром обречённости во всём его образе: в повороте головы, в движениях рук, в беспокойном взгляде. В том, как он сутулил плечи. Хотя внешне он выглядел вполне адекватным и спокойным, можно было заметить, как порой он останавливал свои карие глаза на каком-нибудь человеке. Черты лица его тут же обострялись, кадык начинал нервно двигаться, затем лицо искажала болезненная гримаса, и он ронял глаза в пол, не поднимая их больше на того человека, который вызвал в нём ворох эмоций. Казалось, что он видел что–то неприятное или пугающее. То, что не видел никто другой.

Он вызывал желание прикоснуться к его вихрастой, густой шевелюре. Почувствовав это, Женя уткнулась в книгу, пытаясь сосредоточиться на чтении. Но заметив, что её мысли блуждают где-то далеко от повествования, она оставила попытку понять гений Габриэля Гарсиа Маркеса и подняла глаза на парня. Встретившись с ним взглядом, она отметила, как он быстро отвёл глаза и сжал челюсти, и поняла, что все это время он наблюдал за ней.

«Невротик», – заключила Женя.

Когда она вышла из вагона и пошла по платформе, в глазах ещё стоял незнакомец из поезда. Когда она поднималась по эскалатору, она ещё видела его перед собой, но как только она вышла из вестибюля метро на шумную улицу, образ его стал таять, мутнеть.