— Целься! — зло орёт мне прямо в ухо Грязной.

На бывшего опричника страшно смотреть; глаза бешеные, навыкате, зубы в хищном оскале ощерились. И сам будто пружина сжался, прильнув к прикладу своей пищали. Сразу видно; в свою стихию попал человек. Ему этот бой в радость.

— Стреляй!

Дым к этому моменту немного развеялся, позволив разглядеть, что творится на реке. Большая часть отряда из всадников и потерявших седоков коней сбилась в кучу, бестолково крутясь во все стороны. Но с десяток воинов, вырвавшись из толчеи, целеустремлённо устремилась к берегу.

В них-то я и выстрелил, спустив спусковой курок. И, подхватив лежащее рядом копьё, одним рывком поднимаюсь на ноги.

— К броду! Быстрее! — рванул, проносясь мимо меня, Грязной.

Бегу следом, с треском ломясь сквозь кустарник. Рядом запыхтели остальные. Кто-то грохнулся, запнувшись за неподатливый корень, с чувством выматерился нам вдогонку.

Вываливаюсь вслед за боярином на открытое пространство и матерюсь уже я.

Судя по всему, второй залп в основном пришёлся на застрявших посередине реки наездников, окончательно смешав их ряды. Всадники запаниковали, начав было разворачивать коней в сторону покинутого ими берега, но туда, нещадно поливая врагов стрелами, уже во весь опор скакали шестеро казаков. А вот ринувшийся к нашему берегу отряд, проредить не удалось. И оставшимся в седле всадникам до берега всего-ничего осталось. Многовато для жиденького строя из семёрки копейщиков! Хорошо ещё, что брод в реке был довольно глубоким, и лошади еле брели. Ни скорости, ни слитности, ни напора.

Над головой хищно просвистели стрелы. Ражый детина в латном нагруднике выронил в реку пистоль и бессильно заскрёб рукой по торчащему из глаза древку. Рядом заржала раненая лошадь, опрокидываясь вместе с всадником в воду. Глеб, Кривонос и Филимон, ещё довольно молодой веснушчатый воин из числа холопов Грязнова, быстро вытянув из колчанов по стреле, вновь вскинули луки. Вот только враги до нас уже добрались. Хлопнул выстрел, заставив вскрикнуть кого-то из лучников у меня за спиной, пролетел джерид (короткое метательное копьё) выбивая из строя одного из копейщиков.

— Из пистолей их бей!

— Копья в землю упирай!

Ах, ты ж! У нас же на семерых четыре пистоля имеются! А я в горячке боя о своём и забыл совсем!

Успеваю разрядить свой пистоль перед самой сшибкой, метясь в чернобородого крепыша в добротном тягиляе ( кафтан с наклёпанными на него металлическими пластинами) напирающего на меня, каким-то чудом умудряюсь промахнуться и целю копьём в грудь коня. Конь недовольно заржал, чуть сдав назад и вновь рванул вперёд, выбивая из рук копьё и опрокидывая на землю. По кольчужной рубахе прочертило копытом, едва не вдавив меня в траву, небо заслоняет оскалившееся в яростной гримасе лицо моего врага. И тут же он падает вниз, прямо на меня, впечатывая грузным телом в траву.

Ох, ты ж, святые угодники! Пощадите мои рёбра!

Мыча от боли, с трудом вылезаю из-под бородача, поднимаюсь, скособочившись на правый бок.

— Как ты, Фёдор? — склоняется ко мне Тараско. — Живой?

— Не знаю, — цежу сквозь зубы в ответ, оглядываясь по сторонам. — Кто эту скотину по людям топтаться научил? Хорошо вскользь прилетело.

Бой к этому моменту уже почти закончился. К нашему счастью, мазилой оказался только я и троих всадников перед самой сшибкой, мы всё же выбили. Да и Кривонос с Глебом без дела не стояли, продолжая в упор расстреливать врага. Так что до нас добрались только двое всадников, коих тут же копьями оперативно с коней и ссадили. Причём одного из них как раз в аккурат на меня. Ещё двое попытались обойти копейщиков стороной и, нарвавшись на чеснок, бултыхались вместе с жалобно ржущими лошадьми в воде. А на том берегу под азартные выкрики Подопригоры, казаки добивали остатки отряда Рубца Мосальского.

Рубец!

Я даже на мгновение о собственной боли забыл, с тревогой ощупывая глазами реку.

Моего врага нигде не было видно.

На дне реки или вниз по течению уплыл? Ну уж, нет! Вот так мы не договаривались!

— Фёдор! — проревел мне вслед медведем Грязной. — Куда ты?!

Но я уже врываюсь в примыкающий с этой стороны брода к реке лес.

Нет! Рубца я отсюда живым не отпущу. Вес лес обыщу, а эту сволочь, если он до берега добраться смог, обязательно найду!

Впрочем, долго искать мне не пришлось. Я и полсотни метров не пробежал, от души матеря прильнувшие к самому берегу деревья, как выскочил прямо на боярина. Остановился, внимательно рассматривая своего врага, удовлетворённо вздохнул, зажав левой рукой бок.

— Что смотришь? — зло сверкнул глазами князь, отфыркиваясь от стекающей воды. — Не повезло мне. Аккурат в ногу чья-то пуля угодила. Видимо, кость раздробило.

— Не повезло, — согласился я, вслушиваясь в затихающие на реке крики. Всё. Похоже добили мои люди оставшихся выживших. — И так бывает.

— А вы зачем моих людишек перебили? — Мосальский, попытался подняться, зажимая рукой рану на ноге и обессиленно рухнул обратно, заскрипев зубами. — В здешних краях все руку истинного царя Дмитрия Ивановича держат. А я боярин его, князь Рубец Мосальский. Может, слышал? Я в прошлом году здесь в Путивле вторым воеводой был и город под руку царевича привёл. И сейчас оттуда путь держу. Ошиблись вы, спутав нас с людишками изменника Васьки Шуйского.

Неужто не узнал? Нет, одетая на голову мисюрка (шлем с кольчужной сеткой) часть лица скрывает, но не на столько же! Или только вид делает, стараясь внимание усыпить? И насчёт раненой ноги тоже расслабляться не стоит. Может и не так мой враг обездвижен, как показать хочет. И в нужный момент вполне сможет на эту самую ногу вскочить и глотку нерасторопному юнцу перерезать.

— Да нет тут никакой ошибки, Василий Михайлович, — хмыкнул я, не сводя глаз со своего врага. — Именно тебя с твоими людишками мы тут и ждали. Так что на этот счёт ты уж будь спокоен.