— Это кому же я так шибко дорогу перейти успел? — озадачился князь, как бы невзначай потянув руку к поясу, из-за которого торчали ножны с ножом. — Неужто Шаховский соперника во мне увидел, да за своё место при новом царе испугался?

При новом. Значит в то, что царь Дмитрий из Москвы спасся, Рубец не верит и власть заведомого самозванца признать готов, лишь бы самому возвысится. Хотя о чём я? Сколько таких бояр, князей и дьяков после на службу в Тушинский лагерь переедут? И то что новый претендент на власть на убитого ЛжеДмитрия совсем не похож, никого из них не смутит. Пусть самозванец, зато чины да вотчины исправно раздаёт. Чего ещё надо?

— И вновь не верна твоя догадка, боярин. Ты мне дорогу перешёл, и ответ сейчас за свои злодеяния именно передо мной держать будешь.

— Перед тобой? Да кто ты таков, чтобы князей во врагах иметь! Холоп!

— Он к ножу тянется, государь!

Выскочившие из-за спины Тараско с Мохиной в два прыжка добрались до князя, навалились и, прижимая к земле, быстро связали руки.

— Я видел, — обернулся я к подошедшему Грязному. — Но всё равно, благодарствую, боярин. Справно ты службу несёшь, со всем радением.

— Государь? — Мосальский был настолько ошеломлён, что перестал сопротивляться. — Федька?! — в широко распахнувшихся глазах появилось узнавание.

— Не Федька, а Фёдор Борисович! — от души зарядил Тараска кулаком в лицо изменнику. — Не по чину тебе так со своим царём разговаривать, вошь навозная!

— Всё, — кивнул, поигрывая ножом Мохина. — Нет у него более ничего.

— Вот и славно, — я осторожно прислонился к дереву, кривя губы от боли. — Подождите тогда в сторонке немного. Мне с князем с глазу на глаз поговорить нужно. И ты иди, Василий Григорьевич.

— Я недалече буду, государь, — поклонился мне боярин.

Кто бы сомневался. Уж кто-кто, а Грязной с меня глаз не спустит. Вон и мой незапланированный забег по лесу оперативно проконтролировал. Но что характерно, с собой только Тараску с Мохиной взял, а своих холопов у брода оставил. Мгновенно сообразил, что ни к чему им о том, что здесь произойдёт, знать.

— А я ведь тебя поначалу не узнал, Федька, — сплюнул кровью себе на грудь Рубец-Мосальский. — Думал, сгинул ты, когда в прошлом году на Кавказ убегал. А оно вон как повернулось.

— Потому и матушку мою резать пошёл, что расплаты не боялся? — не обратил я внимание на очередное оскорбление князя. Плевать я хотел на его оскорбления, тем более, что их не слышит никто. Это он от отчаяния дерзит. Хотя, нужно признать, что Рубец Мосальский, хоть и сволочь приличная, но держится хорошо. Лебезить и о пощаде молить, и не думает. — Это ты, князёк, большую глупость сотворил. И ведь Бога не испугался, когда свою государыню убить решился.

— Отмолил бы, — неприятно оскалился Рубец и сменил позу, попытавшись усесться поудобнее. — А только не было у меня другого выхода, кроме как на душегубство решиться. Кем я был до того? Князьком худородным. А так в бояре вышел, чин немалый получил, в ближниках при новом государе состоял! Опять же род свой возвысил!

— Ненадолго, — криво усмехнулся я. — И сам сдохнешь сейчас. И весь род твой поганый я под самый корень изведу. Так-то, Васька!

— Эва размахнулся! — не дрогнул Мосальский. — Ты престол себе сначала верни, Федька! Чтобы на Москву править вернуться — сила нужна, а войска у тебя за спиной я что-то не вижу. Или ты на Грязного надеешься? Так он тебе с войском не поможет. Он ныне на Руси никто, даром, что ближником самого Грозного был! — презрительно сплюнул князь.

Я усмехнулся, не сводя глаз со своего врага. Вот же змеюка ядовитая! Сам практически в могиле уже лежит, а всё ужалить побольнее норовит. Не мечом, так словами ранить. И хамить при этом не забывает.

— Войска у меня, и вправду, нет. Тут ты меня уел, — признал я, глядя прямо в глаза князю. — А всё же моё положение теперь не так безнадёжно, как в прошлом году было. Тогда, кроме патриарха, все против меня были. Куда взор не кинь, со всех сторон ножами грозили, хоть сам в петлю лезь! Но я этот год пережил, — проникновенно заявил я. — И теперь расклад немного другой выходит. У Васьки Шуйского прав на трон, раз я жив, никаких нет. Узурпатор он. А самозванец мёртв, то сам знаешь. И даже если поляки ещё одного сыщут, то такой поддержки в Москве, как у Гришки Отрепьева была, ему уже не добиться. Слишком многие первого самозванца своими глазами видели!

— И всё же войска у тебя нет! — не пожелал сдаваться Рубец.

— Сейчас нет, — с нажимом возразил я. — Но я ещё год подожду, людишек соберу. К тому времени народ и Шуйского возненавидеть успеет, и на харю нового самозванца налюбуется. Вот тогда я и объявлюсь. Вот только ты этого уже не увидишь, — я медленно отлепился от дерева, охнув от резкой боли и бросил в искажённое ненавистью лицо. — Ты сейчас сдохнешь, князь. Давно пора, а то тебя в аду уже заждались. Но род свой ты всё же можешь спасти. Ответишь на мой вопрос и я их всех по городкам сибирским на вечное поселение раскидаю. Но хоть выживут.