— Никто. Я мечтал, но это были всего лишь сны. Ерунда.

То, как она задерживает мой взгляд на секунду слишком долго, говорит мне, что она мне не верит.

Она обхватывает руками живот и спрашивает: — Что тебе снилось потом?

Сарафан, пышные губы и нежная, ароматная кожа.

Мои руки сжимаются в кулаки, тупые ногти впиваются в ладони. — Ничего.

— Ничего?

— Я не знал, что делаю, Мартина. Как я уже сказал, то, что случилось с тобой, было ошибкой.

— Ты не знал, что целовал меня?

— Конечно, нет. Иначе я бы никогда этого не сделал.

В ее глазах мелькает боль. — Ты назвал мое имя.

— Что я сделал?

— Ты назвал мое имя, когда мы это делали. Ты сказал: «Не плачь, Мартина».

Паника распространяется по моим легким. — Ты, должно быть, вообразила это.

Ее глаза сузились. — Я не знаю.

Почему она не отпустит это? — Может быть, это было, когда я уже возвращался.

— Но ты снова поцеловал меня после того, как сказал это.

Последующая тишина напряженная. — Твой брат был бы очень расстроен, если бы узнал об этом… недоразумении.

Выражение ее лица туманно. — А, так вот о чем ты действительно беспокоишься.

Моя челюсть сжимается. Она не знает, что на кону для меня, и, вероятно, никогда не узнает.

— Он доверяет мне тебя.

— Не волнуйся, я не скажу ему о том, что произошло. — Она делает полшага вперед, ее взгляд вспыхивает гневом. — Или что я думаю, что ты тоже целовал меня во сне.

Мой пульс учащается. — Даже если бы я это сделал, это, должно быть, было просто моим мозгом. Мы ужинали прямо перед тем, как это случилось. Для моего подсознания имело бы смысл ухватиться за самого последнего человека, с которым я был.

Ее губы сжимаются в тонкую линию, а затем изгибаются в горькой улыбке. — Я понимаю.

Мне нужно донести мысль, потому что последнее, что я могу себе позволить, это ее вера в то, что здесь что-то есть. — Я взрослый мужчина, Мартина. Ты подросток. Могу, черт возьми, пообещать тебе, что меня не интересуют подростки, чья главная забота в жизни — их чертов телефон. Это был чай, вот и все.

Она фыркает смехом. — Понятно.

— Хорошо.

— Но знаешь, что интересно?

Я жду, когда она продолжит.

— Мой телефон был не единственной вещью, которую я нашла в твоем офисе.

Мои мышцы напрягаются, когда что-то вспыхивает в ее глазах.

— Надеюсь, тебе понравится читать мою книгу.

Она проходит мимо меня и захлопывает за собой дверь.

ГЛАВА 17

МАРТИНА

После этого разговора с Джорджио я забираюсь в постель и провожу долгие часы, глядя в потолок в темноте. Мой телефон заряжается на прикроватной тумбочке рядом со мной, но желание его использовать, как ни странно, отсутствует. Я слишком поглощена прокручиванием в голове всего, что сказал мне Джорджио.

Тот факт, что, между нами, только стена, делает все еще хуже. Дважды я сбрасываю одеяло и иду к двери между нашими комнатами, испытывая искушение ворваться и обвинить его во лжи, но оба раза моя бравада терпит неудачу, и я заползаю обратно под одеяло.

Его холодные отрицания причиняют боль. Его унижение жалит.

Сначала я уверена, что это полное дерьмо. Он знал, что целует меня. За кого он меня принимает? За полную идиотку?

Но по мере того, как тьма в небе истощается, исчезает и моя уверенность.

Может быть, это правда. В конце концов, я не могу знать, что творилось у него в голове, когда он был на мне.

Он пробормотал мое имя, но думал ли он обо мне все время, пока мы целовались, или только тогда, когда я сказала ему остановиться? А еще есть книга. Могло ли быть другое объяснение тому, почему он взял ее, кроме того, что я ему нравилась?

Чем больше я размышляю, тем больше мне становится не по себе. Липкая пленка смущения покрывает мою кожу. Я ясно дала понять, что хотела, чтобы поцелуй был преднамеренным с его стороны? Угу, наверное. И если он действительно не проявляет ко мне никакого интереса… Что ж, думаю, я могла раскрыть тот факт, что влюблена в него.

Что теперь?

Я высвобождаю ноги из-под простыни и пробираюсь к окну, чтобы увидеть восход солнца над горизонтом. Это новый день.

Я одеваюсь и спускаюсь вниз.

Так рано, встал только Томмазо. Он что-то готовит на кухне.

— Ты приготовила Торта Капрезе прошлой ночью? — спрашивает он, указывая покрытым мукой пальцем на недоеденный торт, который я оставила на прилавке.

— Ага. Ты пробовал?

Он ухмыляется, беря венчик. — Конечно. Не мог устоять перед тем, как чертовски хорошо это выглядело, а на вкус было еще лучше. Хочешь помочь мне здесь? Я готовлю корнетти на завтрак. Вчера приготовил тесто.