Он выдохнул и провел ладонями по лицу.

— Сэл заслуживает смерти. Может быть, когда все закончится, я найду в себе силы сжечь этот коттедж дотла. Я не возвращался в него с того дня, как похоронил мать. Он меня отталкивает.

Конечно, отталкивает. Это физическое проявление чувства вины, которое он носил в себе всю жизнь.

— Ты написал, что сожалеешь, но тебе не за что извиняться…, — начала я, но он прервал меня.

— Есть, Мартина. — Его голос тверд. — Я принес своей матери ужасную боль, пока она была жива.

— Ты не выбирал рождение, — возражаю я. — Да, обстоятельства были ужасны, но ты был невинным ребенком. Твоя мать приняла решение оставить тебя, лелеять, несмотря на то, что произошло.

— И она сожалела об этом всю оставшуюся жизнь.

Я подхожу ближе и беру его руки в свои. — Даже если так, это не твоя вина. Ты не можешь винить себя за то, как она отнеслась к своему решению.

Он смотрит на меня, и с его губ срывается тихий вздох. Он проводит кончиками пальцев по моей щеке. — Я сказал тебе это не для того, чтобы ты пожалела меня или попыталась залечить старые раны. Я говорю тебе это для того, чтобы ты знала, какой я человек.

И тут меня осеняет, что он считает, что с ним что-то не так. Из-за обстоятельств, связанных с его зачатием? Неужели он думает, что я оттолкну его, узнав правду? Правда, его отец — ужасный человек. Из-за Сэла погибли мои родители. Из-за него погибла Имоджен. Но если уж на то пошло, сейчас я чувствую себя ближе к Джорджио, чем когда-либо.

— И что же это за человек?

— Гнилой, — мягко говорит он, проводя костяшками пальцев по моей скуле. — Я сломлен, Мартина. Я не знаю, каково это — быть целым.

Я хватаю его за запястье, удерживая его на месте. — Как ты думаешь, что я чувствовала, когда ты впервые взял меня на руки? Тогда я могла бы сказать те же слова о себе. Я была настолько сломлена, что все еще набирала номер Имоджен, хотя прошло уже несколько месяцев после ее смерти.

В его глазах мелькнуло удивление. — Так и было?

— Да. Это кажется безумием, не так ли? Поэтому, когда ты забрал мой телефон, я чуть не сошла с ума. Раньше отправка этих сообщений была единственным, что помогало мне заснуть.

— Прости. Я не знал…

Я отпустил его. — Я ненавидела себя, Джорджио.

Он сжимает челюсти, явно недовольный тем, что услышал это. — А сейчас?

— Теперь я думаю, что даже самые разбитые вещи могут быть исправлены правильными руками.

От уязвимости, проступающей в его выражении, у меня перехватывает дыхание. Он смотрит на меня так, словно видит впервые, и тогда я решаю, что этот взгляд нравится мне больше всего на свете. Больше, чем поцелуи, или секс, или то, что чувствуют его руки на мне. В этом взгляде кроется предположение о будущем. Дразнящий намек на то, чем это могло бы быть, если бы мое пребывание здесь не имело срока годности.

— Я жажду тебя, Мартина. — Он запускает пальцы в мои волосы и притягивает меня ближе к себе. — Я жаждал тебя с того момента, как увидел тебя, и я пообещал себе, что вырежу эту тягу из себя. Но чем глубже я режу, тем глубже ты зарываешься. Боюсь, что если я не перестану пытаться избавиться от тебя, то в конце концов вырежу свое собственное сердце.

— Тогда отпусти нож, — говорю я, приблизив губы к его губам, — и позволь мне вылечить тебя.

Он прижимается своим ртом к моему. Его руки сжимают меня так крепко, что это почти больно, но я и за миллион лет не попыталась бы отстраниться.

Безумие поглощает нас, стирая мысли о последствиях и сложностях. В этот момент не существует ничего, кроме нас с ним. Все остальное исчезает.

Он стягивает леггинсы на моей попке и по очереди поднимает мои ноги, чтобы закончить снятие материала, не прерывая поцелуя. Его язык танцует с моим, а его зубы касаются моей нижней губы. Когда он прикусывает губу сильнее, чем обычно, я отстраняюсь и встречаю его взгляд. — Это наказание за то, что я не закрыла засос?

В его широких зрачках плещется желание. — Даже близко нет.

— Это ты оставил его на мне, — задыхаясь, говорю я, когда он приподнимает меня, обхватывая руками мою попку.

— Это потому, что ты моя. — Он проводит языком по моей шее, отчего по коже пробегают мурашки. — Моя, чтобы трахать. Как и где я захочу.

Да, пожалуйста.

Он прижимает меня спиной к стене, и я сжимаю ноги вокруг его талии, когда он тянется к ним, чтобы расстегнуть ремень.

Когда я чувствую, как его твердый член упирается в мои трусики, я откидываю голову назад, предвкушая, как внутри меня все закрутится. Он берет меня за подбородок и заставляет снова посмотреть ему в глаза.